Внимание! Ограничения по возрасту на просмотр фильма: 16+
На днях мы посмотрели последний фильм Андрея Кончаловского «Грех». Несомненно это большое кино выдающегося мастера о гениальном художнике, и может быть я еще напишу об этом фильме подробнее, хочу прежде перечитать новеллу Мережковского о Микеланджело, которую, скорее всего, Кончаловский имел ввиду делая свою картину.
Может быть тема «художник и власть» или «гений и злодейство» волнует не каждого из нас, и этот фильм кому-то покажется всего лишь масштабной и очень талантливой иллюстрацией к делам давно минувших лет или к непрекращающемуся диалогу художника (Кончаловского) с самим собой и своей эпохой (очевидна параллель, перекличка « Греха» с великим «Андреем Рублевым», где Кончаловский вместе с Тарковским был автором сценария) так же не для каждого из нас важно. Но для меня этот фильм, помимо всего прочего, дорог не столько своими ответами, сколько своим вопросом. И, я думаю, что совсем не случайно Андрей Сергеевич изменил название своего фильма, который сначала назывался «Сны мрамора», потом «Монстр», но в свет вышел, как «Грех».
В чем грех? Вот, что мучает зрителя на протяжении всего фильма и особенно после просмотра. Вряд ли мы придем к окончательному и единственно верному ответу на этот вопрос. Не уверен, что этот ответ есть и у самого автора, точнее, что он считает свой ответ, единственно верным. И это, тот самый случай, когда может быть, вопрос важнее ответа на него. «Побудьте с этим, с этим вопрошанием, поживите с ним», — говорят иногда хорошие психологи, которые, как известно, не дают советы и не отвечают на вопросы.
Вот, и я последнии дни живу с этим вопросом, а Господь не оставляет моего вопрошания без «топлива» помогая посмотреть на этот, казалось бы, тривиальный вопрос, который объясняют детям еще перед первой исповедью, с новых и неожиданных сторон.
В книге Татьяны Александровны Касаткиной «Достоеский, как философ и богослов: художественный способ высказывания» (2019), которая последнии дни лежит у меня на столе и которую я пытаюсь медленно читать, есть такая мысль:
«…то, что Соня приносит себя в жертву точно во время распятия Христова, говорит нам еще и о том, что не только она как Он, но и что Он, в этой ее жертве — с ней. Не только она проходит Его путь — но и Он проходит ее путь, что Он проходит путь каждого своего страдающего создания. Он распинается вместе с ней — и в той форме, в какой ей это распятие выпало — на ложе продажной любви.
… мы «огорчаем» и «расстраиваем» Бога не в переносном смысле, а в самом буквальном, вовлекая Его в горечь, ужас и смрад наших действий… Он судит нас не за то, что мы сделали с собой или другими — Он судит нас тем, что мы сделали с Ним… Если сформулировать это совсем коротко — нас не будут бить скорпионами за наши грехи на последнем суде — просто на наших глазах за наши грехи — а вернее — сами наши грехи — будут бить (как «бьет лихорадка) Христа».
А раз так, то согласитесь на сколько этот последний суд, о котором нам Церковь будет напоминать в ближайшее воскресенье, становится страшнее, чем нам казалось, когда мы читали, какие-нибудь тексты про мытарства или чертей со сковородками.
А, буквально вчера Аня Анисимова прислала мне вот это свое новое стихотворение. Напомню только, что буквально на греческом грех (ἁμαρτία) означает промах, попасть мимо цели.
…Я состою из пробоин и прорех.
Каждая есть мой грех…
Я метил в цель, но промахнулся.
Я думал, что люблю девушку, но она оказалась куклой — настоящую её я так и не узнал.
Я думал, что даю милостыню, но её взял мошенник.
Я вдохновился речами пастора — а он был скрытым развратником.
Я сочинял стихи — врал самому себе.
Я думал, что даю другому лекарство — но это был яд.
Я думал, что помогаю — я мешал.
Я воспитывал детей — но они взяли с меня худший пример.
Я молился — моя молитва оказалась самолюбованием, а исповедь — самооправданием.
Я держал посты, но получалось, что я злился и мучал своих близких. Лучше бы я ел мясо каждый день, но был более терпим…
Я смирялся, но моё смирение было показным.
Я гневался на несправедливость, но если бы я был справедлив к себе…
Я целился и стрелял — но я попадал мимо цели, рикошетом в самого себя.
Жизнь моя оказалась коротка.
Неожиданно я прошёл черту. Увидел вокруг себя светлые лики. Услышал безмолвную мольбу: «Господи, он так старался и так страдал, прости его! Он весь изрешечён своими ранами, своими грехами…»
«Дитя моё, самый мучительный твой грех — ты думал, что Я не понимаю, куда ты всё время целился… А Я понимал это лучше, чем кто-либо на свете. Ты искал Меня, просто очень неумело. А Я тебя ждал».
На картинке аллегория «зависти». Фрески Джотто из Капеллы дель Арена (капелла Скровеньи) — «Аллегории Добродетелей и Пороков». Около 1304-1305 г.г.:
Публикация о. Вячеслава Перевезенцева
от 21 февраля 2020 года на www.facebook.com