Паразиты и метамодерн

Я не очень люблю писать о фильмах, которые мне не понравились. Конечно, бывает, хотя и редко, что увиденное тебя просто возмущает, тогда другое дело и пишется легко. А вот когда просто то, что называется, не пошло, не тронуло, оставило в растерянности и недоумении, — тогда делиться своими впечатлениями от увиденного тяжело. Именно эти чувства вызвал у меня фильм «Паразиты» (2019) корейского режиссера Пон Джун Хо. И в который раз я убеждаюсь, как важно смотреть кино в хорошей компании и иметь возможность поделиться своими впечатлениями. Во многом, именно совместное обсуждение этого фильма не позволило мне просто забыть его и пожалеть о потраченном времени. Выбор на этот фильм у нас пал в связи с тем, что он выиграл «Золотую Пальмовую Ветвь» на последнем Каннском кинофестивале, хотя конкуренты у него были вполне приличные — Тарантино, Альмодовар, Джармуш, Малик. Последним аргументом, чтобы посмотреть этот фильм, который принес Корее первую награду такого уровня, была 20-ти минутная овация , которую устроила изысканная каннская публика этому фильму.
 
Сюжет, как обычно, не пересказываю, просто несколько соображений после просмотра и обсуждения. То, что бесспорно, — фильм сделан очень качественно, профессионально. Крепкая режиссура, операторская работа и постпродакшн на высоте, замечательные актерские работы ведущих корейских мастеров и т.д. Все это, несомненно, очень важно, но мне еще очень важно понять, что мне хотят сказать и зачем? И вот с этим у меня вышла проблема. Смыслов вытащить из этой 2-х часовой картины можно на 10 фильмов, даже жанр картины меняется на протяжении фильма не один раз, и мы, начиная с социальной драмы или социального памфлета (не случайно многие вспоминали, в связи с этой лентой, «Елену» Звягинцева), оказываемся и в сюрреалистической комедии, и в триллере, и в фантастическом хорроре. И это наверняка я еще не все перечислил. Такой коктейль из жанров и смыслов, которые именно потому, что их так много и они так противоречивы, оставляют ощущение полной бессмыслицы. Казалось бы, что плохого в том, что кто-то видит в фильме актуальную на все времена проблему бедных и богатых, хозяев и их паразитов, причем вопрос, кто есть кто, — открыт; для кого-то важна тема ресентимента (чувство враждебности к тому, кого мы считаем причиной своих неудач, но которое мы не можем открыто выразить), которую в свое время Ницше и Шеллер ввели в европейский дискурс. Буддийские мотивы, тема судьбы или кармы, своего места в этом мире и можно ли это место менять, и если можно, то от чего или кого это зависит, несомненно здесь присутствует. Или совсем банальное — «хочешь жить, умей вертеться», а может, это всё, вообще, своего рода, психотерапия, изживание страха перед северной угрозой, которую нам, в отличие от южно-корейского зрителя, толком и не понять?
 
Если бы это была такая «импровизация на тему», что-то вроде капустника, который придумывался бы на ваших глазах, это было бы гениально, но перед нами большое кино, где все очень продумано и подогнано. Я уже упоминал очень качественный постпродакшн, т.е. это не просто так вышло, а вышло так, как и задумывалось. И, мне кажется, понятно почему. Это новое кино, идущее в ногу со временем и даже немного впереди. Дело не в актуальности тем и проблем, что для Канн всегда было важно, не в актуальности содержания, а в актуальности формы, языка изложения.
Недавно я познакомился с новым для себя термином — метамодернизм. Метамодерн — это то, что приходит на смену постмодерну, но в отличие от него он не является особой философией или идеологией. По словам его создателей, это структура чувства. У метамодерна нет цели, он движется ради самого движения, пробует, несмотря на неизбежный провал; бесконечно ищет истину, которую никогда не ожидает найти.
 
Основатели русскоязычного сайта о метамодерне Артемий Гусев и Мария Серова в интервью журналу «Stenograme» рассказали о новой парадигме так: «Речь идёт о радикальной открытости, о всепринятии. И здесь открывается ещё один тонкий момент. Практика осцилляции (раскачивания) производит ощутимый побочный эффект — она даёт понимание того, что ты стационарно не связан ни с одним явлением, не отождествлен ни с чем. Путь индивидуальности — наблюдать эти раскачивания, но не делать своим пространством траекторию их колебания».
 
Метамодерн не предлагает готовую идею или концепцию, но предлагает найти ее самостоятельно используя осциллирующее движение. Вот это, раскачивание между смыслами и жанрами гениально передано в фильме «Паразиты».
 
Еще с одной важной чертой метамодерна я познакомился буквально вчера, посмотрев дискуссию Сергея Шнурова с Константином Малофеевым в программе «Русская мечта Сергея Шнурова» на канале Царьград. Само наличие такого разговора — уже что-то из области мета- (запредельного). Разговор, кстати, вышел вполне содержательным. В конце этой беседы шут и музыкант Шнур объясняет православному олигарху Малофееву, что такое метамодернизм: «Метамодернизм или «новая искренность» — это тонкая грань. Непонятно, иронизируете ли вы или всерьез, это игра или действительно трагедия, вы сумасшедший или притворяетесь…».
 
Интересно, что Шнуров себя считает человеком прошлого — постмодернистом, а вот Малофеева — настоящим метамодернистом. Согласитесь, в этом что-то есть?
И если, как я только что понял, этот вопрос фильм « Паразиты» помогает обратить к себе, — а кто я? Настоящий или притворяюсь? Играю или всерьез? — то может и не зря ему дали главный приз Каннского кинофестиваля, а мы его посмотрели? Только бы найти ответ…

Публикация о. Вячеслава Перевезенцева
от 3 декабря 2019 года на www.facebook.com