Дневник о.Вячеслава Перевезенцева.
То, что я регулярно пытаюсь писать в последнее время в рамках своего рода дневника, имеет одну важную особенность. Я не придумываю и не выискиваю темы для своих заметок, я просто стараюсь отталкиваться от тех поводов, которые именно сегодня оказались в моем поле зрения. И эти поводы могут быть связаны непосредственно с событиями моей жизни, с тем, что происходит здесь и теперь со мной, а могут быть связаны с какой-то информацией, попавшейся мне в сети и которую мне хочется как-то осмыслить, переварить, отреагировать на нее.
Интенсивность моих переживаний, глубина саморефлексии, которая буквально захватила меня с первых дней, как я узнал о своей болезни, уходит. Думаю, это неизбежно. Жить в таком напряжении сознания и трудно, и не нужно. На то и кризисы, что они включают сознание в особом режиме, но кризис не может длиться постоянно, и главное одинаково, он имеет свой ритм, свой рисунок, свою историю.
Итак, я почувствовал некую паузу, и потому то, что вы сегодня прочтете, будет не совсем похоже на то, что я писал в последние дни.
Поводом для моих размышлений стали как события моего вчерашнего дня, так и заметка в фейсбуке известного журналиста.
Журналист этот — Дмитрий Соколов-Митрич.
Когда-то я был ему очень благодарен за замечательный материал, который он сделал в «Русском репортере» об иеродиаконе Троице-Сергиевой Лавры Алексее Писанюке — «Леша из Лавры» (www.pravoslavie.ru).
Это не просто очень хороший, трогающий за душу текст, да еще и размещенный в популярном светском издании. Это очень личная для меня история. Я хорошо знал героя этого материала, о. Алексея, точнее, я его знал еще до пострижения в монашество, знал как Сережу Писанюка. Мы были одноклассниками в семинарии и жили больше года в одной комнате, дружили, общались. Сережа был удивительный человек, напоминавший мне Алешу Карамазова, только без карамазовщины. Почитайте о нем, хотя бы в статье Дмитрия. Зная теперь весь его недолгий земной путь (в Лавре вышла большая книга о нем), думаю, что это праведник наших дней, а может быть, и святой.
Так что же меня зацепило в последнем посте Дмитрия Соколова-Митрича в фейсбуке?
Он пишет:
«Быть пессимистом в России действительно становится некруто. И последние события это лишь подтверждают. Оптимист — не тот, кто считает, что Путин молодец, а в стране и мире все замечательно. Оптимист — это тот, кто думает и действует, как автор, а не как жертва».
Тезис, который я готов разделить и разделяю на все 100%. Мало того, что я просто по натуре скорее оптимист, чем наоборот, — но и в том, что касается этого вопроса по отношению к нашей сегодняшней жизни в России, я полностью согласен с ответом, который дала прекрасная Екатерина Шульман в недавней своей публичной лекции «Можно ли быть оптимистом в России?». Ответ Екатерины Михайловны был — да, можно. Можно смотреть в будущее с надеждой, а не тоской.
Кстати, эту ее лекцию я бы посоветовал не только тем, кто интересуется политологией и социологией (в этом смысле она как всегда блестяща!), а в качестве психотерапии. Мне кажется, после того, как она будет прослушана, уровень тревоги и беспокойства, который иногда буквально душит нас («что же будет с Родиной и с нами?!»), должен понизиться.
Я бы вообще бросил в массы клич «Шульман как средство от паники»! Впрочем, чтобы это работало, надо включать мозги, а у тех, кто сидит перед телевизором, они давно переведены в «спящий режим» и, боюсь, даже Шульман уже не поможет. Для начала надо хотя бы выключить телевизор…
— Я верю, что Россия может стать страной жизнерадостных и позитивных людей, а не вечно хмурых, какими нас принято считать, — говорит (tass.ru) предприниматель Виктория Шиманская. — Главное — помочь человеку раскрыть свой потенциал. К новой экономике мы сейчас готовы даже лучше, чем многие страны Запада. Наши люди привыкли к частым изменениям, приспособлены к ним генетически. Такова отличительная черта русского оптимизма — что бы ни случилось, мы верим: все в конце концов будет хорошо».
«Оптимисты не должны молчать» — важный тезис для Дмитрия Соколова-Митрича. Он пишет:
«Текст» в переводе с латинского означает «ткань, сплетение, соединение». Слова и буквы могут быть просто словами и буквами, а могут — софтом для мозгов, из которого сотканы целые культуры. Все мы живем и мыслим в русле того или иного сюжета — либо разрушительного, либо созидательного. Мы — это и отдельные личности, и большие команды, и целые народы и цивилизации.
И еще раз:
«Оптимисты не должны молчать» — вот и весь секрет «культуры оптимизма», по словам известного журналиста.
Согласен, не должны!
Но….
Только ли оптимисты не должны молчать?
Я понимаю, что никто никому уст не закрывает, и понять Дмитрия в том смысле, что пусть говорят только оптимисты, — было бы сильным искажением его мыслей. И все же, надо ли (не можно ли, а именно следует ли) говорить о том, что никакого оптимизма не внушает?
И как относится к речам оптимистов, зная и другие речи?
Все эти вопросы встали передо мной после вчерашнего дня. Ко мне уже второй раз приезжал совсем молодой парень, фотокорреспондент с телеканала «Дождь», Юрий. Он захотел сделать для сайта «Дождя» материал о человеке, попавшем в беду, и не просто о человеке, а о священнике, ему показалось интересным, как с такой ситуацией справляется именно верующий человек. Согласитесь, неожиданно для сугубо светского СМИ, да еще и с определенной репутацией.
Мы много с ним разговаривали, надеюсь, получится что-то интересное. Но вчера за обедом я стал сам расспрашивать Юру. Чем он занимается, какие делает материалы, о ком, кто его герои.
И он мне рассказал поразительную историю, которой была посвящена его последняя командировка.
Это история о рабстве в России.
Я, конечно что-то про это знал, но после его рассказа весь ужас, а главное масштаб этого жуткого явления встал передо мной.
Юра недавно вернулся из Дагестана, где он делал не только репортаж о рабстве, но и поучаствовал в освобождении одного такого раба.
Он рассказал мне про замечательного человека Олега Мельникова и его движение против рабства «Альтернатива».
Прямо сейчас десятки миллионов людей находятся в рабстве, в том числе в России. Рабов видел каждый из нас — на стройках, в метро и переходах. Есть только одна организация, которая занимается их освобождением, — «Альтернатива».
Олег Мельников — из небольшого городка Кимры, занимался бизнесом, но в какой-то момент уехал из родного города в Москву. Здесь в 2011 году один знакомый сказал ему, что его родственник находится в рабстве в Дагестане. Он в это не особо поверил, но решил съездить с ним и в случае чего помочь.
В Дагестане в рабстве находилось пять человек — две девушки и три мужчины, и один из этих людей как раз был родственником знакомого. Они освободили их всех.
Когда они вернулись в Москву, то разослали в медиа штук пятьдесят пресс-релизов о том, что произошло, — но никого это не заинтересовало. И тогда возникло движение «Альтернатива» — в него вошли единомышленники Олега по волонтерской деятельности.
Как выглядит современное рабство?
Наиболее распространено именно трудовое рабство. Это простая схема: активные мужики из провинции едут в Москву в поисках работы, но они не понимают, как искать эту работу, и первое время живут на вокзале. Через два-три дня на них обращают внимание вербовщики, подходят и говорят: «Есть хорошая работа». Чаще всего они не сообщают, где именно, либо говорят «на юге», что можно расценить и как юг Москвы. За успешное трудоустройство вербовщики предлагают выпить, а потом люди просыпаются в Дагестане, Краснодарском крае, Ростовской области, Калмыкии, Ставропольском крае или в любом другом месте, где есть большие стройки. Работягам объявляют, что за них заплатили деньги, а документы им вернут, когда они отработают эти деньги. Обычно называют небольшие суммы, 15-20 тысяч, но их невозможно отработать, потому что рабовладельцы говорят: «За сегодня ты заработал 500 рублей, на твое питание потратили 300, а за жилье отдали 600». Так «долг» постоянно растет.
Обычно в трудовом рабстве людей удерживают простые коммерсанты, владельцы заводов, которые привыкли таким образом зарабатывать. На некоторые работы не удается привлечь людей из-за мизерных зарплат: это сельское хозяйство, строительство, кустарное производство. А за раба надо заплатить один раз 15-25 тысяч рублей. В этой схеме два человека получают деньги — вербовщик и водитель автобуса, в котором везут рабов.
Второй вид рабства — это попрошайки.
Вот такая ткань. Такое вплетение и соединение. Такой софт для мозгов.
И как быть с оптимизмом? Как не задохнуться от ужаса?
«Я знаю, что мы постоянно узнаем о трагедиях, которые нас не коснутся, или о человеческих страданиях, которые не сможем облегчить». В мире, где слишком много новостей, нашим спутником становится тревога. Это так, и можно сделать выбор ничего такого не знать, заниматься делом и взращивать в себе культуру оптимизма.
Пишу без иронии, это хорошо, особенно, если есть, чем заняться на пользу людям и Богу.
И все же, думаю, хорошо об этом знать. И не только для того, чтобы помолиться за этих несчастных людей, невольников и рабов, живущих рядом с нами, в наше время, но и чтобы говорить об этом жутком явлении, где только можно. Как опять же считает умная Екатерина Шульман, главным средством борьбы со злом и противостоянием беззаконию сегодня становится публичность и информированность.
Но и понятное дело, что размышлять на тему, как это ужасно и бесчеловечно быть рабом, или тему того, что превращать людей в рабов есть страшный и мерзкий грех, вопиющий пред Небом, — я не буду. Недавно, и к моей личной большой радости, наше гражданское общество одержало важную победу, защитив журналиста Ивана Голунова. Но разве не стоит попробовать победить рабство в ХХl веке? Конечно, эту борьбу должны вести главным образом журналисты, и помоги им Господь!
Дневник о. Вячеслава Перевезенцева
от 19 июня 2019 года на www.facebook.com