Есть какое-то очарование для меня не просто в небольших наших провинциальных городах, а именно в ж/д станциях этих городков. Сами города почти всегда вызывают у меня щемящее чувство боли, какого-то запустения, брошенности, поругания… и тут живут люди? Любят, надеются, радуются, ссорятся, мирятся, где-то работают… где?
Если бы меня попросили кратко ответить на вопрос, что сделала советская власть с русским человеком? Я бы ничего не стал говорить, а просто провёл бы вопрошающего по этим улицам, с грязными пятиэтажками, на которых давно облетела штукатурка, с развешенным во дворах бельём, разбитыми дорогами, с непременным памятником Ленину на главной площади с указующей десницей куда-то в Небеса, и сворой собак обгоняющих ветер, который лениво перекатывает мусор вдоль покосившегося забора.
А, вот, станции, на которых пришлось побывать значительно больше, чем в самих городах, оставляют совсем другое впечатление. Нет, не потому, что вокзал, как правило является, чуть ли ни главным архитектурным шедевром городка и вокруг более или мене чисто, мало ли кому придёт в голову сойти на перроне…
А скорее потому, что на вокзале, и именно таком неприметном, полустанке, так чувствуется время, время, которое бежит, уходит… Может быть и вся наша жизнь такая небольшая остановка, постояли, посмотрели… надо ехать дальше… куда? Зачем?
А ещё запах, запах поездов, сейчас он уже другой, но я ещё хорошо помню тот…
Помню, как, кажется, в августе 87 -го, я вот так сидел, ожидая утреннего поезда на вокзале Юрьев-Польского. Мы с другом сбежали из Москвы, прихватив байдарку, которая сломалась ровно пополам на, казалось бы,такой тихой и мирной речке Нерль, и всю ночь говорили о самом главном… а что если все таки это правда и Бог есть, что тогда? Как жить?
А сбежал я из Москвы, потому что это было невыносимо, невыносимо жить летом в городе. Это было первое лето, за мою уже более чем 20-нию жизнь, которое я провёл в городе, и я стал задыхаться, задыхаться экзистенциально, как я понимаю уже сейчас, в этих каменных джунглях. Последне каплей был фильм Андрея Смирнова «Осень», который после многих лет лежания на полке показали зрителям. Фильм, тоже про бегство, про попытку вырваться на свободу. Я плакал выходя после просмотра и не понимал почему. Понимал одно, что нужно что-то менять. Что? Ну, для начала хотя бы убежать из города…
В этом фильме, если помните, герой Леонида Кулагина в прокуренной и набитой разным народом провинциальной пивнушке читает Пастернака «На ранних поездах»
Я отдавался целиком
Порыву слабости врождённой
И всосанному с молоком.
Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря.
В них не было следов холопства,
Которые кладёт нужда,
И новости и неудобства
Они несли как господа…
Вспоминаю я это все, потому, что сегодня утром прочитал стихотворение Татьяны Вольтской. Просто великолепное, гениальное стихотворение. И все в одно мгновение всколыхнулось, нахлынуло…
Россия, полустанки, поезда, ожидание, тоска, юность, жизнь… останется ли что-нибудь от нас?
Так вот оно какое, Бологое —
Пологое, покатое, нагое,
Тяжелый снег на сомкнутых ветвях,
Старик-таксист (оставь его в покое!),
И озеро, и церковь — не такое,
Какое нагадали впопыхах.
Спиной сидящий пионер бетонный,
В пустой столовке ломтики батона,
Тропа к избе намечена чуть-чуть,
И облака набиты снежным пухом —
Все для того, чтобы приникнуть ухом
Друг к другу и поглубже заглянуть,
Поскольку смерть уже давно на марше,
И блеск ее косы все ярче, ярче
Нам освещает лица. В Бологом
Недаром так простаивает поезд —
Как будто время поправляет пояс,
Отдышится немного — и бегом.
А нам зато досталась передышка —
Дощатый кров, стакан, рука-ледышка.
Чем ближе смерть, тем звонче голоса
И розовее отсветы на скулах,
А отблески бессмысленных загулов
Расплывчаты, как дальние леса.
Чем ближе смерть, тем облик наш яснее:
Все, что не наше, не заедет с нею
За красные закатные холмы,
И потому так пристально мы смотрим
Себе в глаза — пока еще не мертвым —
И не поймем, где мы, а где не мы,
Между тобой и мною где граница —
Не на кусте ли, где снует синица,
Не на шоссе ли, где гремит «КАМАЗ»?
Когда же все чужое мы отбросим
Легко — как листья стряхивает осень —
Останется ли что-нибудь от нас?
Друг в друга все же вглядываться проще,
Как в снежные безлиственные рощи, —
Вот этот взгляд, затерянный в другом,
Останется — и долгий взгляд другого,
И вывески на улице торговой,
И желтая синица в Бологом.
Публикация о. Вячеслава Перевезенцева
от 2 апреля 2019 года на www.facebook.com