Лекция о.Александра Мазырина на тему: «Ленинские, сталинские и хрущевские гонения на Церковь. Церковный ответ на гонения.»

16 марта 2014 г. в Большой Гостиной Дома Ученых г.Черноголовки
прошла очень интересная лекция заместителя заведующего
Научно-исследовательским отделом новейшей истории
Русской Православной Церкви ПСТГУ,
доктора церковной истории, кандидата исторических наук
священника Александра Мазырина на тему:
«Ленинские, сталинские и хрущевские гонения на Церковь.
Церковный ответ на гонения».

Священник Александ Мазырин. Гонения на Церковь в СССР.Священник Александ Мазырин. Гонения на Церковь в СССР.

Священника Александра МазыринаПротоиерей Вячеслав Перевезенцев. Сегодня у нас в гостях отец Александр Мазырин, преподаватель Свято-Тихоновского православного Университета, преподаватель Церковной истории, новейшей Церковной истории. И речь сегодня пойдёт о теме, которая, как мне представляется, очень важная, потому что очень много есть страниц в этой новейшей истории нашей, то есть истории, буквально, которой мы являемся, так или иначе, современниками, которые для нас в силу понятных, а иногда и не очень понятных причин, не до конца известны. И, в частности, речь идёт и о церковных гонениях. И вот сегодняшнее выступление отца Александра будет посвящено именно гонениям на Церковь, ответу Церкви на эти гонения, и сравнение гонений в разные периоды новейшей Церковной истории. Я думаю, что где-то около часа уйдёт время на сообщение отца Александра, а затем и, мне кажется, это было бы очень хорошо, если бы вы смогли задать свои вопросы и по тому, что вы сейчас услышите, и, те вопросы, которые вам хочется задать нашему гостю. Давайте начнём.
 
Иерей Александр Мазырин. Спасибо большое, отец Вячеслав, спасибо, дорогие братья и сестры, за интерес к теме гонений на Русскую Церковь.
 
Взаимоотношения Советской власти и русской Церкви с самого начала, буквально, с первых же дней стали развиваться как острый конфликт. Как представляется, исходной точкой, причиной этого являлась идеологическая несовместимость большевистского учения с православной верой, да и, вообще, с религией. Характерное суждение на этот счёт вождя большевизма Ленина изложено ещё в 1913 году в письме к писателю Горькому. Процитирую: «Всякий боженька есть труположество, всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыносимейшая мерзость. Это самая опасная мерзость и самая гнусная зараза» [1]. И неудивительно, что, придя к власти, Ленин и его единомышленники сразу же стали бороться с тем, что они считали этой «невыносимейшей мерзостью». Гонение на Церковь со стороны большевиков развернулось буквально в первые же дни Советской власти, и осуществлялось в различных формах. Прежде всего, это проявилось в законодательной деятельности большевиков. Известно, что первым советским декретом был «Декрет о мире», вторым декретом, принятым 26 октября, то есть через день после переворота, был «Декрет о земле». Так вот, уже в этом декрете говорилось: «Все земли удельные и монастырские, церковные, со всем их живым и мёртвым инвентарём, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов крестьянских депутатов вплоть до Учредительного собрания». Учредительное собрание, как известно, большевиками было разогнано в январе 1918 года. Но примечательно, что уже на второй день росчерком пера все церковные землевладения со всем, что на них находилось, поскольку всё находится на земле, то, получается, всё церковное имущество сразу же было у Церкви изъято. Первоначально, правда, лишь на бумаге, но довольно быстро большевики приступили уже к практическому проведению в жизнь этой программы. А затем, в ноябре и декабре, в январе последовала целая серия большевистских декретов, так или иначе, направленных против Церкви — декреты о браке, декреты о духовных школах, декреты о военном духовенстве и так далее. Апофеозом такого антицерковного законотворчества большевиков стал известный декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Декрет, который редактировал лично Ленин и к которому большевики имели особое внимание. Этим декретом Церковь не только лишалась права владеть какой-либо собственностью, в декрете было акцентировано то, что религиозное общество, вообще, не имеет права юридического лица. DejureЦеркви, как единой организации, с момента издания этого декрета в Советской России, как бы, больше и не было. Большевики соглашались иметь дело лишь с местными религиозными обществами, то есть, фактически, с приходами. Высшее Церковное управление, епархиальное управление, и даже благочинническое управление — всё это оказывалось вне закона. Проходивший в то время в Москве Поместный собор быстро и резко отозвался на этот ленинский акт, заявив, что «Декрет об отделении Церкви от государства представляет собою под видом закона о свободе совести злостное покушение на весь строй жизни православной Церкви и акт открытого против неё гонения. Всякое участие, как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к православной Церкви. И навлекает на виновных лиц православного исповедания тягчайшей церковной кары, вплоть до отлучения от Церкви», — постановил собор 25 января 1918 года, то есть через два дня после выхода в свет декрета.
 
В том, что большевики стремились разрушить, как было сказано в соборном определении, весь строй жизни православной Церкви, сомнений быть не могло. 8 отдел Наркомюста, который должен был проводить в жизнь этот декрет, был прямо, без обиняков, назван Ликвидационным. То есть большевики, в общем-то, ни от кого и не скрывали, что ими уготовано Церкви — ликвидация. В программе ВКП(б), принятой на съезде в марте 1919 года, прямо было сказано, что «По отношению к религии ВКП не удовлетворяется декретированным уже отделением Церкви от государства и школы от Церкви». Свою цель партия, согласно этой программе, видела «в полном отмирании религиозных предрассудков», как было сказано. Чтобы всем было понятно, начальник 8 отдела Наркомюста, Ликвидационного, Красиков пояснял: «Мы, коммунисты, своей программой и всей своей политикой, выражающейся в советском законодательстве, намечаем единственный, в конечном счёте, путь, как религии, так и всем её агентам — это путь в архив истории». При этом формально, несмотря на такое откровенное богоборчество, формально Советская власть религию, как таковую, не преследовала. Декретом об отделении Церкви от государства запрещались какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести. А также и в конституции РСФСР, принятой летом 1918 года, было сказано, что свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами. Позднее, правда, уже в 1920 — 30-е годы формулировки были несколько скорректированы, и о свободе религиозной пропаганды в них уже не говорилось, говорилось лишь о возможности отправления культа. Но, тем не менее, свобода совести постулировалась в советских конституциях всегда — с первой до последней. В то же время конституциями 1918 и 1925 годов закреплялось лишение избирательных прав целого ряда групп советских граждан, в том числе монахов и духовных служителей Церквей. То есть там существовала довольно-таки большая категория лиц, именуемых «лишенцами». На практике «лишенцы» ограничивались не только в избирательных правах, но и во многом другом — не получали пенсии и пособий, и продуктовых карточек, что вообще-то в условиях голода и Гражданской войны было вопросом жизни и смерти. Напротив, налоги и прочие платежи для «лишенцев» были существенно выше, чем для остальных граждан. Детям «лишенцев» было крайне затруднительно получить образование выше начального. То есть формально не запрещалось учиться в школах и даже в ВУЗах, в том числе и детям духовенства. Но при этом заявлялось, что на всех мест не хватает, и поэтому Советская власть в первую очередь будет обеспечивать возможность образования для детей трудящихся, а дети эксплуататоров — в последнюю очередь. Что на практике, как правило, означало — никогда. Только лишь конституцией 1936 года все советские граждане были формально уравнены в правах, но фактического прекращения преследования служителей Церкви это вовсе не означало, о чём ещё поговорим особо.
 
Принятие антицерковного законодательства сопровождалось развёртыванием атеистической пропаганды, причём в самых оскорбительных для верующих формах. Так, с конца 1918 года началась шумная кампания по вскрытию святых мощей. За два года было осуществлено 66 вскрытий на территории, занятой красными. Согласно циркуляру НКВД, после вскрытия мощи надлежало выставлять в разоблачённом виде либо на прежнем месте, либо доставлять в музей или другие общественные здания для публичного постоянного осмотра. Это декрет 1919 года, а в 1920 году, в июле, Совнаркомом было принято постановление уже о ликвидации мощей во всероссийском масштабе. Ликвидация подразумевала не просто вскрытие мощей, но их изъятие у Церкви. Очевидно было, что подобного рода деятельность большевиков в корне противоречит даже ими же самими декларированному принципу отделения Церкви от государства. Патриарх Тихон в связи с этим вынужден был апеллировать к декрету. Он писал председателю ВЦИКа Калинину: «Мощи и иконы, и восковые свечи — всё это предметы культа. И гонение на мощи является актом явно незаконным с точки зрения советского законодательства». Тем не менее, резолюция на письме Патриарха была краткой: «Оставить без последствий». И эта шумная антицерковная кампания продолжалась. Огромными тиражами издавалась атеистическая печатная продукция — книги, брошюры, журналы, газеты, плакаты. Это одних наименований атеистических журналов всероссийских, всесоюзных были десятки. Самый известный журнал (и одноимённая газета) «Безбожник» выходил с 1922 года. «Безбожник у станка», «Сельский безбожник», «Антирелигиозник». Даже выходил журнал «Безбожный крокодил». В 1925 году существовавшее «Общество друзей газеты «Безбожник»» было преобразовано в «Союз безбожников». А в 1929 году эта организация была переименована в «Союз воинствующих безбожников». Переименование говорило само за себя.

Номер газеты «Безбожник», вышедший незадолго до начала Великой Отечественной войны
Номер газеты «Безбожник»,
вышедший незадолго до начала Великой Отечественной войны

Конечно, борьба с Церковью подразумевала и ускоренную ликвидацию церковных учреждений на местах. Уже в первые годы Советской власти были закрыты все духовные школы — академии и семинарии, училища. С 1918 года начинается повсеместное закрытие монастырей, кампания обычно сопутствовала кампании вскрытия мощей. Уже в декабре 1920 года Красиков, выступая на очередном всероссийском съезде Советов, заявил: «8-й отдел поставил перед собой задачу полного уничтожения монастырей, как рассадников паразитизма. К настоящему времени ликвидировано 673 монастыря». Стоит обратить внимание на эту цифру — 673. На 1914 год, довоенный, Русская Церковь имела 953 монастыря. К концу 1920-х годов монастырей в России практически уже вовсе не осталось. Что же касается приходских храмов, то в первое десятилетие правления большевиков их количество существенно не менялось. В первые годы Советской власти были повсеместно закрыты домовые храмы, храмы при школах, больницах, при воинских частях. В отношении же обычных приходских храмов развернуть сразу кампанию их ликвидации большевики не решались. Более того, в 1920-е годы, в период НЭПа, даже были случаи строительства новых храмов. Вызвано это было, конечно, тем, что религиозность населения оставалась весьма высокой, с чем большевики должны были считаться. Может быть, сейчас кого-то удивит такой факт — до 1927 года двунадесятые праздники признавались советским правительством неприсутственными днями, то есть они официально были днями нерабочими. Разумеется, не в силу какого-то пиетета большевиков к этим праздникам, а просто в силу того, что они вынуждены были считаться, что люди всё равно, фактически, в эти дни работать не будут. Именно такая народная религиозность выступала в качестве сдерживающего фактора в борьбе с Церковью.
 
Помимо антицерковных законодательства и пропаганды в своей борьбе с Церковью большевики не менее активно использовали массовый террор. Этот террор также был развёрнут с первых же дней Советской власти. 25 октября 1917 (по старому стилю) они захватили власть в Петрограде, а уже 31 октября, то есть недели не прошло, в Царском селе красногвардейцами по приказу комиссара Дыбенко был расстрелян протоиерей Иоанн Кочуров, первый по времени новомученик Русской Церкви. 25 января 1918 года в день взятия большевиками Киева возле стен Киево-Печерской Лавры был убит старейший иерарх русской Церкви почётный председатель Поместного Собора, который тогда проходил в Москве, митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Большевики официально открестились от этого убийства, но очевидно, что если оно и не было совершено непосредственно ими, то стало результатом поощряемого ими революционного насилия. Патриарх Тихон отозвался на развёртывание этого насилия настолько жёстко, насколько позволяло его положение. 19 января 1918 года он издал послание, в котором провозглашал: «Остановитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас». Прямо большевики в патриаршем послании упомянуты не были, но среди прочих злодеяний, которые обличал Патриарх, в послании были упомянуты расстрел соборов Московского Кремля, захват безбожными властелинами тьмы века сего чтимых верующими обителей, и таких как Александро-Невская Лавра, объявление их каким-то, якобы, народным достоянием. Иными словами, прямо перечислялись мероприятия Советской власти. Попытка захвата Лавры в Петрограде имела место совсем незадолго до того, 13 января 1918 года и закончилась человеческими жертвами. Соответственно, есть все основания считать Советскую власть анафематствованной. Собравшийся 20 января собор первым делом заслушал послание Патриарха и выразил своё полное согласие. То есть это не было частное мнение Патриарха, это было выражением соборного голоса Церкви. 22 января было принято постановление: «Священный собор православной Российской Церкви с любовью приветствует послание святейшего Патриарха Тихона, карающее злых лиходеев и обличающее врагов Церкви Христовой». Злых лиходеев, однако, соборное проклятие не остановило. С осени 1918 года большевистская власть уже открыто перешла к политике красного террора. В издававшемся тогда «Еженедельнике ЧК» регулярно публиковались длинные списки расстрелянных заложников, среди которых видное место занимают представители Церкви. Так, например, в №6 «Еженедельника ЧК» за октябрь 1918 буднично сообщалось о расстреле Нижегородским ГубЧК 41 человека из вражеского лагеря. Список начинался так: «1. Августин, архимандрит. 2. Орловский Николай Васильевич, протоиерей…» и так далее. Всего 41 имя. Общее число жертв среди духовенства, монашествующих, активных мирян быстро пошло сначала на десятки, потом на сотни, а к концу Гражданской войны уже и на тысячи. Одних только православных архиереев в 1918 — 22 годах было казнено более 20 человек, примерно каждый седьмой.
 
Даже и когда основные бои Гражданской войны закончились, Ленин, уже совсем больной, и не имевший возможности лично участвовать в заседаниях Политбюро, никак не мог обуздать свою патологическую кровожадность в отношении Церкви. В марте 1922 года он писал в секретном письме членам Политбюро по поводу развёрнутой тогда кампании изъятия ценностей, якобы для спасения голодающих. А в действительности большевики преследовали в этой кампании совсем другие цели. Ленин писал: «Изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»[2]. О спасении голодающих в этом письме Ленина нет ни слова. Венцом кампании изъятия церковных ценностей должен был стать показательный судебный процесс над Патриархом Тихоном и его последующий расстрел. Однако этого не произошло.
 
Борьба за международное признание и начатая новая экономическая политика (НЭП), предусматривавшая определённую внутреннюю либерализацию, побудили большевистское руководство, в котором всё более значимой становилась роль Сталина, отложить проведение ленинских антицерковных установок на потом[3]. Из этого, конечно, вовсе не следует, что Сталин был настроен как-то мягче по отношению к Церкви, чем Ленин. Он также считал, что уничтожение Церкви является одной из важнейших задач Советской власти. Но только если Ленин и Троцкий готовы были видеть в борьбе с Церковью задачу №1, то Сталин и его единомышленники считали, что есть более важные задачи — задача укрепления власти, укрепления внутреннего положения большевиков, укрепления международного положения. И когда эти задачи будут решены, можно вернуться к борьбе с Церковью. Развернувшаяся с 1922 года внутрипартийная борьба привела к тому, что внимание большевистских вождей к Церкви заметно ослабело. В результате период с 1922 по 1927 был временем своего рода передышки для Церкви. Тем, не менее, антицерковные установки никуда не исчезали.
 
В сентябре 1927 года в опубликованной в советских газетах беседе с первой американской рабочей делегацией Сталин откровенно заявил: «Партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков и в отношении реакционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно ещё не вполне ликвидировано»[4]. Надо заметить, что в стенограмме беседы Сталина с американской делегацией этих людоедских слов — «Беда в том, что духовенство ещё не до конца ликвидировано» — нет. Но когда эта беседа готовилась к печати, сам Сталин лично их внёс, и в итоге эта фраза попала во все главные советские газеты того времени. Конечно, можно было задаться вопросом — кто включается в состав именно «реакционного» духовенства? Практика действий Советской власти и отдельные высказывания её видных представителей показывают, что сама по себе вера была в глазах большевиков явлением «реакционным». «Реакционер», «контрреволюционер» — это всякий, кто не разделяет в полной мере большевистской богоборческой идеологии. Независимо от того, каким бы лояльным по отношению к власти, в гражданском отношении, не был бы верующий человек, уже в силу своей религиозности он рассматривался большевистской властью как враг. И лишь вопросом тактики являлась очерёдность нанесения по нему удара, кто будет ликвидирован в первую очередь, кто — во вторую. В конечном итоге, религия, как таковая, подлежала ликвидации. С конца 1920-х годов процесс ликвидации «реакционного», по выражению Сталина, духовенства вновь начал набирать обороты, расстрелы служителей Церкви возобновились. Развёрнутое в то время наступление на крестьянство, коллективизация, подразумевало и резкое усиление антицерковного террора. Общее число арестованных за веру в период коллективизации существенно превзошло число репрессированных в годы Гражданской войны, по некоторым оценкам — в 3 раза. При том, что число пострадавших за веру в период Гражданской войны оценивается до 10 тысяч[5].
 
В период же относительного ослабления террора в 1920-е годы, то есть в период НЭПа, в число важнейших направлений борьбы с Церковью вошла секретная деятельность органов ГПУ, направленная на дискредитацию и разложение Церкви изнутри. План по осуществлению в Церкви масштабного раскола был предложен в 1922 году, в связи с кампанией изъятия церковных ценностей, вторым в то время человеком в партии — Троцким. В марте 1922 Троцкий предложил Политбюро «повалить контрреволюционную часть церковников, в руках коих фактическое управление Церковью». Троцкий предлагал выдвинуть на первый план, как он именовал «сменовеховское духовенство, соглашательское», настроенное на контакт с властью. В то же время это самое «сменовеховское» духовенство Троцкий предлагал рассматривать как «опаснейшего врага завтрашнего дня»[6]. То есть Троцкий предлагал изменить тактику — вместо нанесения по Церкви лобового удара, как это практиковалось в период Гражданской войны — разделение Церкви и её уничтожение по частям. Причём, уничтожение с помощью самих же «церковников», тех из них, кто готов был ценою фактически предательства своих собратьев спасать себя и содействовать богоборческой власти в её борьбе с Церковью. После того, как Политбюро одобрило план Троцкого, была запущена кампания по насаждению обновленческого раскола. Вероятно, про обновленцев многие слышали, однако, зачастую представление о том, кто это были такие достаточно далеки от того, что в действительности это было за явление. Многие думают, что обновленцы — это те, кто, как следует из самого их названия, стремился каким-то особым образом обновить жизнь Церкви, в первую очередь, богослужение, перевести его на русский язык, как-то упростить и подстроить под современность. В обновленческих программах, действительно, такие положения содержались, но в действительности никаких реформ, за исключением введения женатого епископата и второбрачия духовенства, обновленцы не предпринимали. Сущность обновленчества заключалась вовсе не в каком-то церковном модернизме. Она, как охарактеризовал ещё Собор в 1918 году, была в «церковном большевизме»: в готовности сотрудничать с богоборческой властью и, более того, даже пытаться добиваться каких-то собственных корыстных целей, опираясь на эту богоборческую власть. В задачу обновленцев входило выявление, так называемых «церковных контрреволюционеров» и их последующее осуждение от имени Церкви. Так, в июле 1922 года в Петрограде ревтрибуналом 10 человек служителей Церкви, во главе с митрополитом Петроградским Вениамином, были приговорены к расстрелу, якобы, за сопротивление изъятию церковных ценностей. На следующий день после вынесения этого приговора трибуналом обновленческое ВЦУ [высшее церковное управление — ред.] постановило: «Бывшего Петроградского митрополита Вениамина, изобличённого в измене своему архипастырскому долгу, лишить священного сана и монашества». Также «лишались сана» и другие осуждённые с ним на смерть священнослужители. А миряне, осуждённые с митрополитом Вениамином, отлучались обновленцами от Церкви.
 
В мае 1923 года обновленцами был проведён лже-собор, на котором аналогичные постановления были вынесены и в отношении Патриарха Тихона. Было объявлено о том, что отныне это не Патриарх Тихон, а расстрига-мирянин Василий Беллавин, как звали святителя Тихона в миру.
 
Нетрудно догадаться, каким было отношение к обновленцам в православном народе. Даже у самих сотрудников ГПУ обновленцы вызывали чувство брезгливости. В обзоре ГПУ за август 1922 г., который был подготовлен для партийно-советского руководства, о них говорилось: «Истинные ревнители православия к ним не идут. Среди них последний сброд, не имеющий авторитета среди верующей массы»[7]. Патриарх Тихон и оставшиеся ему верными архиереи и священники, которых обновленцы и богоборцы стали уничижительно называть «тихоновцами», воспринимались верующими совсем по-другому.
 
Патриарха Тихона уже при жизни многие почитали как святого. Обновленческие храмы, хотя и передаваемые повсеместно властями в распоряжение раскольников, стояли пустыми, в то время как немногочисленные храмы, остававшиеся у «тихоновцев», были переполнены.
 
Не в последнюю очередь именно такой провал обновленцев в народе побудил в 1923 году большевистское руководство сменить тактику. Политбюро так и не решилось окончательно дать санкцию на расстрел Патриарха, и летом 1923 он был освобождён. Но при этом власть постаралась всячески его дискредитировать в глазах верующих. Патриарху Тихону стали систематически навязываться такие шаги, которые должны были оттолкнуть от него церковных ревнителей. Первым таким актом стало покаянное заявление Патриарха, которое он писал в июне 1923, обратившись в Верховный суд с заявлением «Я отныне Советской власти не враг». Позиция Патриарха была действительно не бескомпромиссной. Но от готовности служить большевистской власти, как это делали обновленцы, святитель Тихон был далёк. «Я написал, что я отныне не враг Советской власти, но я не писал, что я ей друг», — говорил он в своём кругу.
 
Власть продолжала всячески преследовать Патриарха, и только смерть в апреле 1925 года избавила его от нового ареста, к которому уже всё было готово и уже даже было заведено следственное дело. Причём, не исключено, что эта смерть не была естественной. Хотя никаких документальных данных на этот счёт нет, но, тем не менее, личные свидетельства о том, что Патриарх Тихон был отравлен, существовали. Действительно, власть, не сумев подчинить Патриарха себе, и, не решаясь расправиться с ним открыто, была весьма заинтересована в его устранении через отравление.

Патриарх Тихон и священномученик Пётр (Полянский), митрополит Крутицкий. Троица, 1924 год.
Патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин) и
священномученик Пётр (Полянский), митрополит Крутицкий.

Троица, 1924 год.

В отношении преемников Патриарха Тихона, первым из которых стал патриарший местоблюститель митрополит Пётр (Полянский), а затем его заместитель митрополит Сергий (Страгородский), власть продолжала политику, смысл которой очень хорошо выразил начальник секретного отдела ОГПУ Дерибас. Он писал в секретной записке своему коллеге по поводу успехов своих украинских коллег в борьбе с украинскими автокефалистами, так называемыми, «липковцами», по имени главы этих автокефалистов-самосвятов Василия Липковского: «Напрасно мы волновались по поводу результатов погрома «липковщины», они оказались блестящими. И репрессалии были пустяковыми, и шуму было очень мало. А, между тем, они поставили автокефалистов на оба колена, сделали то, что мы хотим сделать с тихоновцами, но никак не можем». Дерибас писал это в 1926 году. Таким образом, задача, которую ОГПУ ставил перед собой в отношении патриаршей Церкви, на таком образном языке Дерибаса, сводилась к тому, чтобы «поставить Церковь на оба колена» с минимальным шумом и репрессалиями, как это было сделано с украинскими автокефалистами. Однако справиться с этой задачей власть так и не смогла, без репрессий обойтись никак не удалось.
 
Преемник Патриарха Тихона митрополит Пётр твёрдо стоял на позиции, смысл которой заключался в том, что контрреволюция — это не грех и не дело Церкви с ней бороться. Власть требовала от него церковного осуждения в первую очередь русского зарубежного епископата за его антисоветскую деятельность. Митрополит Пётр не пошёл даже на то, чтобы уволить главу русской зарубежной Церкви, митрополита Антония (Храповицкого) с Киевской кафедры, которую тот с 1918 года занимал, хотя с 1919 года в Киеве уже не появлялся. И поэтому формально его уволить, наверное, можно было, но митрополит Пётр даже это отказался сделать, заявляя, что за политические преступления Церковь не судит. Такая непреклонная линия митрополита Петра привела к тому, что, проуправляв Церковью всего лишь 8 месяцев после кончины Патриарха, с апреля по декабрь 1925 года, он был арестован и на свободу более не вышел.
 
12 лет глава Русской Церкви, о чём не все знают, провёл в невыносимых, нечеловеческих условиях, по большей части в одиночных камерах. Ему предлагали свободу, возвращение к управлению Церковью, в обмен на секретное сотрудничество с ОГПУ. Однако митрополит Пётр ответил Менжинскому, председателю ОГПУ, что «Подобного рода занятия не сходны его натуре и несовместимы с его званиями»[8]. Его содержали в подвальных камерах, он годами не видел солнечного света, но сломить его богоборцы так и не смогли. И, в конце концов, в октябре 1937 года священномученик Пётр был расстрелян, как и множество других иерархов, священников и мирян. Нельзя согласиться с утверждением некоторых авторов о том, что иерархия Русской Церкви в 1920-е годы капитулировала перед Советской властью. Ни митрополит Пётр, ни другие указанные Патриархом Тихоном кандидаты в местоблюстители — митрополит Кирилл (Смирнов), митрополит Агафангел[9] — ни множество других иерархов русской Церкви властью сломлены не были. Как писал митрополит Иосиф (Петровых), ещё один кандидат в заместители патриаршего местоблюстителя: «Смерть мучеников есть победа над насилием, а не поражение». Это именно мученический и исповеднический подвиг Русской Церкви стал главным ответом на гонения. И именно подвиг мучеников стал тем, что, в конечном итоге, и превзошло эту сатанинскую злобу гонителей, стал тем камнем, на котором выстояла Русская Церковь.

Священномученик Кирилл (Смирнов), митрополит Казанский. Фото из следственного дела.
Священномученик Кирилл (Смирнов), митрополит Казанский.
Фото из следственного дела.

Но были среди наших иерархов и те, кто считал необходимым идти на всевозможные компромиссы с богоборческой властью, если только эти компромиссы не затрагивают существа веры. Надо, однако, заметить, что вопросы собственно вероучительные богоборческую власть интересовали в последнюю очередь. Большевикам было безразлично, сколько Церковь исповедует во Христе Иисусе ипостасей и сколько природ и так далее. Большевики всячески домогались превращения Московской патриархии в марионеточную структуру, во всём послушную советской госбезопасности. И были такие иерархи, которые в отличие от патриаршего местоблюстителя считали, что идти на сотрудничество с органами ОГПУ и НКВД можно, если это делать в интересах Церкви, если с помощью такого сотрудничества удастся вывести хотя бы часть церковной структуры из под удара большевиков. На такую компромиссную позицию в 1927 году встал заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский). В своём кругу он прямо говорил о том, что его отношение к Советской власти основано на маневрировании, с целью сохранить Церковь в тяжёлых для неё современных условиях. Маневрирование это, конечно, не капитуляция, хотя у многих церковных ревнителей такая сверхгибкая политика митрополита Сергия вызвала очень большой соблазн. С конца 1927 года в Русской Церкви произошло значительное количество разделений, отходов от митрополита Сергия именно в связи с неприятием его просоветской политики[10]. Тем не менее, несмотря на все компромиссы, на которые пошёл митрополит Сергий, репрессии и в отношении Церкви не ослабевали. И в конце 1930-х годов они достигли своего пика.

Фрагмент «Справки 1-го спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осуждённых в период 1921-1953 гг по делам органов НКВД»
Фрагмент «Справки 1-го спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осуждённых
в период 1921-1953 гг по делам органов НКВД»

(ГАРФ, ф.9401, оп. 1, д. 4157, лл. 201-205),
где приводятся сводные данные за годы Большого террора.
Справка составлена 11 декабря 1953 года.

1937-й и 1938-й годы вошли в нашу историю как время так называемого Большого террора. Не в последнюю очередь этот террор был направлен и против Церкви. В теперь уже известном секретном оперативном приказе наркома Внутренних дел Ежова, подписанном в июле 1937 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»[11] в число репрессируемых были включены и «церковники». Все, наиболее враждебные из них, подлежали немедленному аресту и последующему расстрелу. Менее враждебные, как говорилось в приказе, приговаривались к 8 или 10 годам концлагерей. За 1937 год по данным статистики НКВД, в то время, конечно же, строго засекреченной, а ныне уже опубликованной, органами НКВД было арестовано 33382 служителя культа[12]. В 1938 году за «церковно-сектантскую контрреволюцию» было арестовано 13438 человек [13]. Кто-то говорит, что при Сталине не было гонений на Церковь? Эти цифры просто и ясно опровергают подобного рода рассуждения. В 1937 году от общего числа приговоров 44% были к высшей мере наказания — к расстрелу. В 1938 году процент расстрельных приговоров вырос до 59. В итоге Большого террора православная Церковь, как и другие религиозные организации в СССР, были практически полностью разгромлены. К началу Второй мировой войны на всей территории СССР на кафедрах оставалось всего четыре православных архиерея: митрополит Московский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) — два будущих Патриарха, и по одному викарию, и у того, и у другого. На весь Советский Союз! Митрополит Сергий мрачно шутил в те годы, что ближайший к нему к Востоку от Москвы правящий православный архиерей — это его тёзка, митрополит Сергий Японский. Так оно и было. На весь Советский союз из примерно 50 тысяч храмов, бывших до революции, незакрытыми к концу 1930-х оставалось несколько сот. Официально не снятых с регистрации было несколько тысяч. Но в абсолютном большинстве из них служб не было по той простой причине, что некому было служить — духовенство было истреблено. «В результате наших оперативных мероприятий, — отчитывался Ежов перед Сталиным в конце 1937, — почти полностью ликвидирован епископат православной церкви, что в значительной степени ослабило и дезорганизовало церковь»[14]. В отношении основной массы населения целенаправленная антирелигиозная работа, конечно, давала определённый результат, число безбожников, а особенно среди молодёжи, росло. Однако, как показала всесоюзная перепись населения, проведённая в январе 1937 года, России было далеко до того, чтобы стать атеистической страной. По инициативе Сталина в вопросы переписи был внесён вопрос «Об отношении к религии», Сталин сам настоял на этом. Несмотря на слухи о том, что всех, кто запишется верующим, «должны забрать», неверующими себя поименовали лишь 42% от общего числа опрошенных. Примерно столько же, 42%, назвали себя православными. Остальные 16% пришлись на другие конфессии и сумевших уклониться от ответа [14]. Таким образом, абсолютное большинство населения, несмотря на весь антицерковный террор, не побоялись открыто засвидетельствовать о своей вере, соответственно, о неприятии богоборческой идеологии большевиков. Это январь 1937, а надо полагать, что такие результаты переписи не в последнюю очередь подвигли Сталина и его подручных развернуть остриё Большого террора в том числе и против Церкви. Однако, хотя физически к концу 1930-х годов Русская Церковь была практически полностью ликвидирована, сломить её духовно большевики так и не смогли.

Выписка из протокола
Выписка из протокола:
«…Обвиняется в том, что вел контрреволюционную агитацию против советской власти и ВКП/б/,
агитировал женщин водить детей в церковь»

А далее, уже в критический момент Великой Отечественной войны власти пришлось посчитаться с религиозностью народа. Невозможно было вести борьбу с жесточайшим внешним врагом и с собственным населением, которое в массе своей оставалось верующим. Антирелигиозная пропаганда была резко свёрнута. Последний номер журнала «Безбожник», что символично, вышел в июне 1941 года. Власть не могла в такой критической ситуации отказаться от помощи Церкви в деле патриотической мобилизации населения на борьбу с внешним врагом. Кроме того, нельзя недооценивать необходимость противодействия немецко-фашистской пропаганде.
 
Победа Германии в войне, если бы такая свершилась, конечно, имела бы самые катастрофические последствия не только для России как страны и русских как народа, но и для Русской Церкви[16]. Нацистский режим по своей природе, по своей идеологии абсолютно несовместим с христианством [17]. Однако в пропагандистских целях на оккупированных территориях немцы всячески стремились использовать религиозный фактор в своих интересах. И, буквально, с первых дней начала войны на этих территориях стали сначала сотнями, а потом и тысячами открываться храмы. И, конечно, Сталину необходимо было думать — что противопоставить этой пропаганде немцев? И если Гитлер открывает храмы, Сталину ничего не остаётся, как делать то же самое. И в результате закрытые во время войны храмы в ряде мест стали открываться, хотя и в меньшем на порядок количестве, чем на оккупированных территориях. Ещё одним важным фактором, заставившем Сталина внешне изменить свою политику в отношении Церкви, стало стремление расположить к СССР западных союзников [18]. И, вообще, желание задействовать православную Церковь и другие религиозные организации в пропагандистских акциях в интересах советской внешней политики, этот фактор в 1940-е годы был особенно значим. В совокупности эти факторы побудили Сталина во время войны существенно скорректировать свою политику в отношении Церкви, перейти от её уничтожения к её использованию. Полный контроль над возрождаемыми церковными структурами был призван осуществлять специально учреждённый при Совнаркоме Совет по делам Русской Православной Церкви.
 
Со стороны пережившей Большой террор Московской патриархии сталинский «новый курс» был воспринят с энтузиазмом. Митрополит Сергий, ставший в 1943 году Патриархом, принял условия негласного «конкордата»: готовность участвовать во внешне- и внутриполитических мероприятиях Советской власти в обмен на явное смягчение условий существования Церкви в СССР. Московская патриархия оказалась вовлечённой в служение тому, что потом было названо культом личности Сталина. Достаточно посмотреть «Журналы Московской патриархии» того времени, конца 1940-х — начала 1950-х годов. В них мы видим массу материалов, выдержанных в той же стилистике, которая была тогда присуща всем публикациям в советской прессе, те же примерно выражения по адресу Сталина, которые звучали тогда и от советских писателей и композиторов, учёных и так далее. Конечно, в церковной среде это вызывало определённый соблазн, особенно резко реагировала русская эмиграция: после панихид, отслуженных по Сталину в 1953 году, Русская Зарубежная Церковь окончательно разорвала молитвенное общение с Церковью в России. И сейчас нередко приходится слышать, в основном от людей интеллигентных: «Как же православная иерархия могла настолько унизиться в таких крайних формах раболепства перед Сталиным?» Но нужно иметь в виду, что православная иерархия к тому времени, к 1940 — 50-м годам, пережила чрезвычайную селекцию по отношению к себе в ходе Большого террора. Абсолютное большинство этой иерархии в конце 1930-х было просто истреблено. Все те, кто был органически неспособен на славословие в адрес Сталина до того времени просто не дожили, а остались наиболее приспособляемые и те, кто готов был и на такие формы во взаимоотношениях с властью. Однако надо сказать, даже такие деятели, как например, митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич), даже они не были гарантированы от столкновений с властью в последующем. Существует распространённый достаточно, в том числе и в церковной среде, стереотип о Сталине, который в действительности, якобы, ничего против Православной Церкви не имел, лишь стремился преодолеть тяжёлое наследие Ленина, Троцкого и прочих. И когда, в конце концов, это сделать удалось, тогда все проблемы взаимоотношений Церкви и власти прекратились. Звучали голоса, и до сих пор звучат, которые сравнивают Сталина чуть ли не со вторым Константином или даже вторым Моисеем, выведшем народ свой из рабства. Но даже простая статистика ясно свидетельствует о том, что и последние пять лет жизни Сталина, с 1948 по 1953, было временем продолжения явного гонения в отношении Церкви. Продолжались репрессии, продолжались аресты, в том числе и архиереев, причём обычным приговором во второй половине 1940-х — начале 1950-х становилось уже не десять лет ИТЛ, как в 1937-1938, а двадцать пять. После 1948 года в стране не было открыто ни одного нового храма, а закрывались сотнями. На 1945 год в стране было более ста действующих монастырей, и практически все — на территории подвергшейся немецкой оккупации. К моменту смерти Сталина, из этих 100, 40 было уже закрыто, и на начало хрущёвского управления оставалось 60[19]. Все эти факты свидетельствуют о том, что Сталин как был богоборцем со своей революционной юности, так им и оставался до своей смерти. При всём при этом, он был весьма расчётливым, конечно же, политиком, и в той ситуации, когда он осознавал, что ему выгоднее Церковь не уничтожать, а использовать в своих интересах, он это делал. Когда становилось ясно, что многого с помощью этой политики не достигнешь, тогда вновь возобновлялись репрессии.
 
В значительной степени мифу о добром Сталине поспособствовало то, что его преемник Никита Хрущёв осуществлял открыто антицерковную политику. Хрущёвские гонения стали последней попыткой Советской власти в исторически сжатые сроки покончить с Церковью. Вызвано это было в первую очередь доктринальными мотивами. Все вы, очевидно, знаете, что к 1980 году Хрущёв обещал построить коммунизм. Коммунизм и религия считались абсолютно несовместимы, религия к моменту построения коммунизма должна была исчезнуть в советском обществе. С религией вели борьбу как с одним из социальных пороков, наравне с пьянством, тунеядством, проституцией (так, через запятую всё это перечислялось). Однако хрущёвские гонения осуществлялись уже в принципиально иных формах, нежели, ленинские и сталинские. Если в ленинский и сталинский период главным орудием, используемым властью в борьбе с Церковью, был террор, то Хрущёв (который, надо сказать, к сталинскому террору причастен ничуть не меньше, чем Берия) тем не менее, после разоблачения, так называемого культа личности на XX партсъезде уже не мог использовать открыто такую форму борьбы, даже если и хотел.
 
Конечно, совсем от репрессий власть отказаться не могла, и поэтому аресты были и при Хрущёве, но масштаб этих арестов был совсем другой. Если цифры арестованных 1937-1938-го я вам называл — это десятки тысяч — за период хрущёвских гонений арестовано было несколько сот служителей Церкви. Главным образом во времена Хрущёва борьба с Церковью осуществлялась с помощью экономических, административных и идеологических мер. Начали с экономических мер — резко, десятикратно повысили налоги, в первую очередь на церковное свечное производство, на монастыри, на монастырские хозяйства. Развёрнута была массированная атеистическая пропаганда. При Хрущёве её масштаб превзошёл даже то, что было в самые разнузданные 1920-е и 1930-е годы. Научный атеизм стал обязательным предметом во всех советских вузах. В борьбе с Церковью власть активно пыталась задействовать церковных ренегатов — апостатов. Духовенство всячески склоняли к отречению от сана, от Церкви, от Бога — отречению публичному. И в отдельных случаях, общее число которых достигает примерно 200, это удавалось сделать. Главным образом борьба с Церковью осуществлялась административными методами — закрытие храмов, монастырей, семинарий. За годы хрущёвских гонений из 8 семинарий было закрыто 5. Из 60 монастырей к концу правления Хрущёва не закрытыми, действующими, осталось 16. Количество приходов сократилось с 13500 до 7500, то есть почти в 2 раза. И примерно в такой же пропорции сократилось количество зарегистрированного духовенства, остальных просто сняли с регистрации и служить официально они уже не могли. Таким образом, хрущёвские гонения нанесли по Церкви очень существенный удар, и в отличие от периода 1920-30-x гг. эти гонения не давали Церкви того великого сонма исповедников, мучеников, которыми Русская Церковь обогатилась в гонения ленинские и сталинские. Хотя противодействие и хрущёвским гонениям тоже оказывалось в церковных кругах — и в церковных низах, и со стороны отдельных иерархов. И даже митрополит Николай (Ярушевич), который в 1940-е и 1950-е годы активнейшим образом отстаивал интересы советской внешней политики, протестовал в этих новых хрущёвских гонениях, что обернулось для него опалой, отставкой и смертью при странных обстоятельствах. Хотя и не в таких масштабах, как в прежние годы, но, тем не менее, этот исповеднический ответ Церкви продолжал звучать. В результате именно такая стойкость церковного народа позволила Церкви выстоять и во времена хрущёвских гонений. Они были резко свёрнуты сразу же после отставки Хрущёва. Новое же советское руководство, хотя и не отказывалось от постулатов программы компартии, от воспитания населения в атеистическом духе, и, тем не менее, уже осознавало, что покончить с Церковью в какой-то осязаемой исторической перспективе Советской власти не удастся. Таким образом, Церкви удалось выстоять. На этом я остановлюсь, благодарю за внимание. Есть ли у вас вопросы?

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

Можно коротенькую реплику?
 
Да.
 
Вы не привели слова Хрущёва: «Я вам покажу последнего попа». …
 
Совершенно верно.
 
… Это слова, которые он произнёс публично.
 
Да, он произнёс это по телевизору. Я пытался найти где-нибудь публикацию этих слов, но не смог найти.
 
Но я слышал.
 
Да, они стали крылатой фразой, у всех оставшейся в памяти. Даже в каком-то из своих выступлений Хрущёв указал, когда он покажет последнего советского попа: обещал это сделать на 50-летие Советской власти, то есть в 1967 году. Но до 1967 года сам у власти не удержался.
 
Отец Александр, стойкость Русской Церкви и то, что не удалось с ней покончить, прежде всего, наверное, причина этого — там, Божий промысел. Да? Мистический. Но всё-таки, что мешало, непосредственно как-то её закрыть, все и оставшиеся приходы дожать. Первый раз война, во времена Сталина я, так понял, помешала, да? А потом?
 
Да, хороший вопрос. Первый раз, действительно, к концу 1930-х годов власть была близка к достижению этой цели. Ну, что такое сотня-две храмов на весь Советский союз? И, соответственно, сотни две в них служивших священников? Это день-два работы НКВД. Всё было готово для того, чтобы нанести по Церкви последний удар. В отношении митрополита Сергия и митрополита Алексия было сфабриковано дело, и я его сам держал в руках, в архивах ФСБ. Его ближайшие сотрудники, по крайней мере, если верить протоколам, засвидетельствовали, что митрополит Сергий был японский шпион, польский шпион, немецкий шпион, английский шпион, собирал сведения о советских железных дорогах для организации на них терактов. Сейчас это всё кажется какой-то фантасмагорией, а тогда подобного рода обвинения были вполне в порядке вещей. Достаточно было одного слова Сталина Ежову, чтобы всё было окончательно покончено с теми остатками легально существовавшей церковной структуры. Почему этого не произошло? Представляются две причины, внешняя и внутренняя. Внешняя, она отчасти сродни тому, почему в 1923 году не расстреляли Патриарха Тихона, хотя всё было готово, уже были даже распределены пригласительные билеты на вот этот показательный процесс. Членам ревтрибунала Политбюро прямо дало указания, каким должен быть приговор. И, тем не менее, начавшаяся бурная мировая реакция, протесты вынудили Политбюро сначала отложить этот процесс, а потом и вовсе отказаться [20]. Конечно, ситуация 1923 года и 1938-го существенно отличалась, но всё равно Сталину, советскому руководству было небезразлично, каким образом Советский Союз воспринимается в мире. Сталинская конституция 1936 года преподносилась как самая демократическая и советская пропаганда на полном серьёзе уверяла человечество в том, что советские люди пользуются такими свободами, о которых населению «буржуазных» стран и мечтать не приходится. В том числе и свободой совести. И когда на Западе начинали звучать голоса, что в Советском союзе преследуется религия, организовывались поездки специально подготовленных корреспондентов, которых привозили в Москву, вели в Елоховский собор: «Смотрите, полный храм народу, вот служит патриарший местоблюститель митрополит Сергий и никто его не арестовывает. И милиция никого на входе в храм не хватает». Эти корреспонденты возвращались и писали восторженные репортажи: «Пасха в Москве, 1938 год». И поэтому надо было оставить какое-то количество храмов в таких городах, как Москва, Ленинград, Киев, куда приезжали иностранцы, для таких демонстрационных целей. Это одна причина.
 
Вторая же причина, внутренняя. Результаты переписи показали, что бо́льшая часть населения остаётся верующей. Можно, конечно, уничтожить остатки священства и закрыть последние храмы, но от этого эти десятки миллионов советских граждан верующими быть не перестанут. И их религиозность найдёт формы, в которых она воплотится. Есть такое популярное слово, описывающее церковную действительность советского времени — катакомбы. Конечно, масштаб этих катакомб значительно преувеличен.
 
И доносы на катакомбную Церковь — их были сотни.
 
И, тем не менее, эта подпольная церковная жизнь была. И окончательная ликвидация легальной церковной структуры означала то, что если не миллионы, то, по крайней мере, многие тысячи, десятки, а, может быть, и сотни тысяч верующих людей будут выгнаны в эти катакомбы. Нужно ли это было власти? Контролировать легальные церковные структуры к концу 1930-х годов власть уже научилась, с её точки зрения, превосходно. Везде были расставлены нужные люди, осведомители и всё было под полным контролем. В катакомбы власть тоже пыталась внедрять своих людей, но сделать это было гораздо труднее. И поэтому Сталину и не было резона окончательно лишать самого себя такого важного инструмента контроля над значительной частью общества, как Московская патриархия. И поэтому Московская патриархия была сохранена.
 
То есть с Хрущёвым то же самое было?
 
С Хрущёвым… Ему просто не хватило времени. Полномасштабные хрущёвские гонения развернулись с 1959 года. Первые пять лет после кончины Сталина шла борьба между его наследниками. Хорошо известно, что, формально, преемником Сталина был не Хрущёв, а Маленков, который и возглавил советское правительство. Потом Булганин. К ним примыкали Молотов, Ворошилов — это «сталинская гвардия», так называемая. Хрущёв лишь постепенно, опираясь на партаппарат, смог их одолеть. Пока шла эта борьба, с 1953 по 1958, им было несколько не до Церкви. Примерно так же, как в период с 1922 по  1928. И поэтому все хрущёвские гонения — это с 1959 по 1964 год — это не так много. В год закрывалось по тысяче-две приходов. Если бы гонения продлились ещё лет пять — семь, то тогда уже, действительно, какая-то перспектива схождения церковной организации на нет вырисовывалась. Но до этого дело не дошло.
 
В то же время, надо заметить, что политика Хрущёва была отчасти непоследовательна. В те же самые годы с подачи власти Русская Церковь активнейшим образом включилась в экуменическое движение, вступила во Всемирный совет церквей. Власть рассчитывала таким образом с помощью Русской Церкви подобного рода международные религиозные объединения вовлечь в орбиту советской политики, подчинить их своему влиянию. Но тут возникало противоречие — с одной стороны Церковь внутри страны уничтожается, а во вне страны — разворачивает бурную активность. Не до конца понятно, как Хрущёв мыслил, в конце концов, ликвидировать Церковь, которая стала таким важным международным явлением. Скорее всего, и у Хрущёва тоже бы ничего не получилось, даже если бы его не сместили.
 
Отец Александр, а вот такой вопрос. Вы привели слова вот эти Ленина и Красикова о том, чтобы целенаправленно уничтожать религию и Церковь. При этом они были как-то, ну, скажем так, подковёрно, то есть это касалось большевистской партийной верхушки, то есть в массы…
 
Программа партийная публиковалась открыто.
 
Вот эти 67% верующих, то есть получалось так, что власть открыто борется с верующим народом?
 
Да, да. Так и получалось.
 
Или получалось, что из этих 67% верующих, всё-таки, было много людей, которые не соотносили эту политику власти по отношению к Церкви с собой?… Как это понять?
 
Очевидно, что среди этих 67% абсолютное большинство были совершенно лояльные Советской власти граждане. Собственно, как и среди духовенства, и среди иерархии. Сталин патологически боялся, что в случае войны все эти люди станут «пятой колонной». И именно это стремление нанести упреждающий удар по «пятой колонне» было главным побудительным мотивом Большого террора[21]. Однако представляется, что подобного рода настроения были совершенно неоправданны. С начала 1920-х годов многие видные иерархи пытались донести до власти простую мысль, что верующие люди всегда, во все эпохи, при всех режимах, были лучшими гражданами. И при языческом Риме, и при мусульманской Порте, и в поликонфессиональных Соединённых штатах, и при Советской власти — Церковь не борется ни с Советской властью, ни, тем более, со своей страной. Эти миллионы граждан, в массе своей, были вполне патриотично настроены, что и проявилось в годы Войны. Готовы были пожертвовать собой для спасения своей страны[22]. Конечно, политика власти, направленная против Церкви и против религии, была, по сути, просто преступной, она раскалывала общество, подрывала его изнутри, ослабляла страну. И найти какие-то оправдания этой политике не представляется возможным.
 
Но вот эти люди, на основании того, что они считали себя верующими, они просто не соотносили вот эту политику власти по отношению к Церкви со своим ответом?
 
Соотносили. И верующие люди, конечно, очень скорбели по поводу такой богоборческой политики власти. Они пытались как-то развести явления: есть откровенные богоборцы, некая такая атеистическая секта, и есть наша страна, наша Родина, есть власть, которая правит, и другой власти нет, к сожалению. Это было, конечно, очень тяжело совместить и для многих верующих людей многих окончательно удалось как-то воспринять Советскую власть как свою уже во время Войны.
 
А вот, как считается, вот это неприятие Церкви партийных деятелей, это, всё-таки, был больше расчёт или личный фактор? Или они лично негативно относились к Церкви?
 
Понимаете, всех партийных деятелей, конечно, под одну гребёнку невозможно выстроить. Если мы возьмём Ленина, то тут совершенно патологическое богоборчество, его просто при слове «Бог» начинало корёжить, это видно из его писем. Троцкий — примерно такой же. Сталин — нет, он мог внешне не проявлять своей агрессивности в отношении Церкви в какие-то моменты. Так что здесь, в общем, конечно, надо смотреть конкретно. Но при этом общая партийная установка на искоренение религии никем из них не отвергается и не опровергается. Все с ней согласны, все готовы её, так или иначе, проводить в жизнь.
 
Вы привели ряд объективных причин поворота Сталина в первые годы войны к Церкви. А что бы Вы могли сказать о послании архиепископа Ливанского?
 
Да, этот сюжет довольно популярный у нас в церковной среде. Проводились специальные исследования, в том числе документов личного архива Сталина. Никакого письма митрополита Ильи Сталину не обнаружено.
 
Это фальшивка, значит?
 
Ну, скажем так — легенда.
 
В религиозных изданиях встречается
 
Этого письма никто не видел.
 
Хорошо. И ещё к Вам один вопрос. Насколько широко было распространено в 1970 — 1980-е годы осведомительство среди иерархов?
 
Надо полагать, распространено было достаточно широко, но, всё-таки, здесь нужно учитывать, что контакт с органами, которого не избегал, наверное, никто из иерархов, был разный. Собственно, это проявилось и не в 1970-е годы, это уже в 1920-е и в 1930-е мы видим. Были те в церковных кругах, кто уже и верующим-то, может быть, не был, а оставался в церковной ограде и даже на очень высоких должностях лишь в силу каких-то обстоятельств, очень часто корыстных, и готов был всеми силами содействовать разрушению Церкви изнутри. Это было и в 1920-е, и в 1930-е. В эти годы в основном, такого рода деятели оказывались в обновленческом расколе. В 1940-е годы обновленцы, те, кто пережил Большой террор, практически все вернулись в Московский патриархат. Кто-то сам, кому-то подсказали органы[23].
 
Но, будучи в течение долгих лет сотрудниками этих органов, активно работавших на них, в значительной степени спасших себя ценою предательства других, они не отказались от подобного рода деятельности и оказавшись уже в лоне Русской Церкви. То есть были фактически, ликвидаторы, в том числе, и среди иерархии. Примером может служить такой архиерей как Иоасаф (Лелюхин), рукоположенный в 1950-е годы, в период хрущёвских гонений. Он был переведён в конце 1950-х на Днепропетровскую кафедру. В то время это была одна из самых крупных епархий. За два года его архиерейства количество приходов сократилось в шесть раз. Уполномоченный писал в центр о том, что «Архиепископ Иоасаф полностью нам подконтролен, прислушивается ко всем нашим указаниям, и только боится, что ему достанется от патриарха за слишком большое число закрытых храмов. И поэтому просит походатайствовать за него перед патриархом через совет по делам русской Церкви». За него походатайствовали. И в итоге спустя два года, когда освободилась уже Киевская кафедра, он стал митрополитом Киевским. Поскольку Патриарх Алексий Iбыл уже болен и стар, можно было предположить, что Лелюхина продвигают в Патриархи. Но Господь не попустил и святейший Алексий I его пережил. Но это такой патологический случай, и таких, в общем-то, достаточно откровенных пособников богоборческой власти среди архиереев было немного, может быть, несколько человек.
 
Были те, кто власти всячески противился, кто по какому-то недосмотру органов был допущен в своё время до архиерейства и все свои силы направлял на отстаивание церковных интересов. Самое такое яркое имя послевоенного периода — это архиепископ Ермоген (Голубев).

Архиепископ Ермоген (Голубев)
Архиепископ Ермоген (Голубев)

Он в условиях хрущёвских гонений у себя в Ташкентской епархии не только ни одного храма не дал закрыть, но умудрился под видом ремонта, фактически, выстроить новый кафедральный собор в Ташкенте. Но его, в конце концов, сняли и, фактически, последние годы жизни он находился под домашним арестом в Жировицком монастыре. Основная же масса архиереев пыталась не идти на открытый конфликт, выстраивать отношения с уполномоченным, с КГБ. Какие-то отчёты, очевидно, они писали. Но при этом старались минимизировать тот вред, который власти пытались наносить Церкви. Так что сотрудничество могло быть разным. Уже в начале 1990-х годов архиепископ Виленский и Литовский Хризостом дал интервью с очень броским заголовком «Я сотрудничал с КГБ… но не был стукачом». То есть здесь были разные градации. В процентном отношении сказать, кого сколько — очень сложно. Среди архиереев, так или иначе, очевидно — большинство с органами взаимодействовало. Среди рядового духовенства по оценкам, которые можно сделать, здесь уже, очевидно, меньшинство. Хотя и в эту среду, конечно, органы пытались внедрять своих людей, особенно на какие-то ответственные должности. Но даже в тех случаях, когда можно с большой степени вероятности считать, что тот или иной священник сотрудничал с органами, это не значит, что он был атеистом и врагом Церкви, многие пытались как-то таким образом приносить пользу Церкви. То есть своеобразно, но… Впоследствии уже, и когда советская власть пала, такие люди, как правило, себя довольно-таки неплохо проявили в период церковного возрождения, наступившего после горбачёвской перестройки.

Митрополит Сергий (Страгородский)
Митрополит Сергий (Страгородский),
заместитель патриаршего местоблюстителя (с 1943 года — патриарх).

Отец Александр, можно несколько слов о патриархе Сергии?
 
Несколько слов, конечно, сложно, поскольку о нем можно говорить много. Безусловно, это один из самых выдающихся иерархов Русской Церкви XXвека, а, может быть, и не только XX-го. И в плане своей учёности, и в плане своей активности церковной. Иерарх, которому никто, и даже самые его крайние критики, не мог предъявить каких-то претензий личного плана. Известный как аскет, молитвенник. Но в то же время, митрополит Сергий (точнее, Патриарх, но большую часть своего служения он был митрополитом и поэтому чаще всего его так называем) известен был ещё с дореволюционных времён как особо гибкий иерарх. Это при всех сменах политической обстановки, при всех перипетиях, он едва ли не единственный из высших иерархов умудрялся оставаться на плаву. И при святейшем Синоде, и при Временном правительстве, и при большевиках, при Ленине и при Сталине. Готов был идти на очень глубокие компромиссы. Очевидно, он считал себя если не самым, то одним из самых искушённых в церковной политике иерархов и, в общем-то, таковым и был. И поэтому, видимо, он думал, что он лучше, чем кто-либо другой сможет выстроить отношения с богоборческой властью, сможет найти те формы компромисса, которые, в конце концов, позволят Церкви как организованной структуре сохраниться и поэтому он шёл на такие компромиссы, которые отталкивали от Московской патриархии церковных ревнителей. Но, тем не менее, при всех своих компромиссах он никогда не шёл на какие-либо вероучительные отступления. И хотя моральный урон Московская патриархия понесла очень сильный, тем не менее, рассуждать, как это делают некоторые крайние критики, о том, что из-за этого она утратила саму церковность, превратилась в некую псевдоцерковную структуру, конечно, нельзя. И поэтому здесь надо избегать крайностей, как в положительных его оценках, так и в отрицательных. Надо трезво оценивать ситуацию и его роль в нашей истории.
 
А не могли бы вы сказать несколько слов о священномученике Иларионе?
 
Священномученик Иларион тоже, несомненно, один из самых ярких представителей нашей иерархии, лучший выпускник Московской духовной академии за многие годы дореволюционной истории, замечательный исповедник. После освобождения Патриарха Тихона в 1923 году он был его ближайшим помощником в управлении Московской епархией. Но власть долго терпеть в окружении Патриарха таких людей не желала. И поэтому уже в ноябре 1923 он был арестован, отправлен в Соловецкий лагерь. Только незадолго до своей кончины в 1929 году был оттуда изъят и умер в тюремной больнице в Ленинграде. Это, если кратко о его жизни. В общем-то, о нём много написано, так что информацию найти несложно.

Священномученик Иларион (Троицкий) в Соловецком лагере
Священномученик Иларион (Троицкий) в Соловецком лагере

Отец Александр, отношение Сталина к Русской Церкви былооднобокое? Пострадала ли Грузинская церковь, другие христианские церкви? Есть ли у них свои новомученики?
 
Они есть и у Грузинской церкви [православной — ред.], и у армянской. Грузинская церковь, поскольку она численно значительно меньше Русской, к концу 1930-х просто находилась уже на грани полного исчезновения. В борьбе с Церковью в Грузии никаких послаблений не делалось, как и в Армении. Примерно всё то же самое происходило, что и здесь у нас. А во времена Хрущёва был даже момент, когда в Грузинской Церкви возникло движение за возвращение в лоно Русской Церкви. Число приходов сократилось настолько, что, казалось, ещё немного и Грузинская Церковь исчезнет. И поэтому считали, что надо скорей вернуться в состав Русской Церкви и как-то там пытаться сохраниться. И власть воспрепятствовала воссоединению Грузинской Церкви с Церковью Русской. А со стороны самой Церкви такое движение было.
 
А в брежневскую и в пост-брежневскую эпоху, всё-таки, в отношении Церкви это был тоже какой-то застой? Ни туда, ни сюда, или всё-таки какие-то наметились какие-то потепления или… Гонения открытые прекратились?
 
Что касается брежневской эпохи. Во-первых, всё то, что отняли у Церкви при Хрущёве, не вернули. То, что намечали отнять в ближайшее время, например, предполагалось закрыть Ленинградскую академию, Почаевскую Лавру, многие храмы были намечены к ближайшему закрытию — от этого отказались. Вообще, старались вести борьбу с Церковью тихо, без лишней огласки, чтоб не создавать ненужного напряжения в обществе и чтобы не возникало нежелательных вопросов за границей по отношению к политике власти. Приходы закрывались и при Брежневе, но закрывались как бы естественным путём, поскольку население переезжало из вымирающих сёл в города, в год по 50 — по 100 храмов закрывались просто потому, что в сельской местности не оставалось прихожан. А в городах долгое время открывать новые храмы не разрешали. Типичная была ситуация в брежневский период, когда на областной центр, может быть, даже с миллионным населением — один действующий храм, причем, не в центре, а где-нибудь там на отшибе, на кладбище.
 
Некоторые подвижки стали наблюдаться уже в 1970-е годы. Начиная с 1972 года, стало увеличиваться понемногу число духовенства. Число храмов сокращалось, а количество хиротоний выросло. Потом уже, во вторую половину 1970-х, стали местами и храмы открываться. Где-то разрешили второй храм открыть. Где-то, особенно вдоль советско-китайской границы на Дальнем Востоке, открывались храмы, чтобы показать, что это — русская земля. Кроме того, власть постепенно всё-таки приходила к пониманию того, что Русская православная Церковь никакой угрозы советскому государству не несёт. Напротив, её всяческое притеснение способствует росту, в первую очередь, сектантства. Кришнаиты, иеговисты, адвентисты и прочие, пользуясь отсутствием храмов в той или иной местности, разворачивали свою деятельность. А для власти эти секты были гораздо опаснее. И вот в какой-то момент власть это осознаёт и уже начинает смотреть на Русскую Церковь по-другому. Потом, на рубеже 1970 — 1980-х происходит ряд важных событий на международной арене — исламская революция в Иране, ввод войск в Афганистан. И, казалось бы, принесли этим афганцам новую счастливую жизнь — строили им больницы, школы. Вместо этого против Советской власти и советских войск развернулось сильнейшее партизанское движение. И, понятно, что всё это инспирировалось внешними силами, но из-за чего? Из-за того, что на первый план выдвигался религиозный фактор. То же самое в отношении и Католической церкви — избрание папы Войтылы [Иоанна Павла II — ред.], начало волнений в Польше, волнений, которые в значительной степени поддерживались Католической церковью. Это всё показывало то, что роль религиозного фактора в международной политике резко возрастает. И Советской власти нужно опасаться вовсе не православной Церкви во всех этих событиях. Это способствует тому, что уже в 1980-е годы заметно начинает меняться политика власти. Особенно этому содействовало приближение юбилея 1000-летия Крещения Руси. Первоначально об этом будущем юбилее заговорили ещё в конце 1970-х. Первоначально власть пыталась минимизировать общественный резонанс от этого юбилея: «Никаких торжеств не будет, ни на государственном уровне, ни на общественном. Ну, хотите, у себя там, там, на церковном уровне как-то отметьте. Советское общество к этому не имеет никакого отношения». Но вскоре оказалось очевидным, что так не получится. Интерес к Церкви рос и к 1988 году уже просто имел взрывообразный характер. И тогда уже при Горбачёве власти пришлось окончательно и кардинально изменить свою политику, и отказаться, фактически, от монополии коммунистической идеологии, допустить возможность церковной миссии. А вскоре после этого Советская власть окончательно пала, и Церковь оказалась уже в принципиально новых условиях жизни. Собственно, как и вся страна, всё общество.
 
А как объясняется украинский вопрос сегодня в церковной жизни…?
 
Поживём — увидим.
 
И все же, как Вы думаете?…
 
Что происходит? То, что происходит, происходит у нас на глазах в эти дни, в эти часы, и в эти минуты. И поэтому ситуация разворачивается стремительно, и то, что происходит в Киеве и на Западе Украины, конечно, чревато просто катастрофическими последствиями.
 
Отец Александр, два вопроса есть, позволите? Первый, это мы снова вернёмся к Киеву, только не про будущее, поскольку мы его еще не знаем, а про прошлое. Вы упоминали обстоятельства мученической кончины митрополита Киевского и Галицкого Владимира. Есть разные оценки, кто, на самом деле, виновен в его гибели: большевики, местные анархисты, часть вины и на монахах лежит. Как вы могли прокомментировать? И ещё в этой связи, вы сказали, что даже если это не красноармейцы, в любом случае большевики ответственны за создание такой атмосферы.
 
Да.
 
Мы сейчас видим, что в Киеве происходит. И тогда в Киеве события начали происходить, в общем, не с октября, а скорее, с февраля. И поэтому, какова ответственность именно большевиков за кончину первого архиерея?
 
Официально большевики сразу же открестились, заявили, что не знают, что это за люди. Возможно, что это были революционные анархисты, которые тогда были, кстати, в союзе с большевиками. Известно, что эти вооружённые люди, явившиеся в Лавру, вступили в общение с частью братии, лаврских низов, которые начали жаловаться на митрополита. Что митрополит их притесняет и так далее, и так далее. Тогда те сказали: «Мы своих буржуев расстреляли, расстреляем и вашего». Они так и сделали — вывели и расстреляли. При этом братия не заступалась никоим образом за митрополита. К тому моменту лаврская братия была тоже значительно революционизирована. С одной стороны, по социальному признаку, а с другой стороны, по национальному. Митрополит Владимир воспринимался частью украинской братии, как чуждый Украине, и это тоже сыграло свою роль. И поэтому, конечно, здесь до конца обстоятельства не ясны, этих убийц никто за руку не поймал, имён их мы не знаем. Но, само по себе показательно то, что это произошло в день взятия большевиками Киева, точнее, в ночь после взятия большевиками Киева. В условиях такого разгула революционного насилия, которое большевики всячески поощряли.
 
Спасибо. Второй вопрос. Но прежде чем я его задам, хочу сказать, что мой двоюродный прадед был священником в Белёве, и он был расстрелян в 1937-м, поэтому у меня тоже есть счёты к этой власти. Так вот, вы с самого начала в исторической перспективе показали, как Советская большевистская власть подавляла Церковь. Это, конечно, справедливо, но хочется до причин докопаться. Ведь нам важны не только внешние проявления, но и то, что к ним привело. В этой связи, есть такая точка зрения, что происходившее с нами имеет параллели с ситуацией, когда женщина, совершившая несколько абортов, сетует, почему же у нее такие плохие дети, один вор, другой пьяница. А ей отвечают: хорошие были, да только ты сама их и убила.
 
Мой второй вопрос о роли епископата Церкви в свержении монархии. И здесь снова вспоминается митрополит Владимир. 4 марта 1917 года, кстати, завтра годовщина, он председательствовал на первом заседании священного Синода после свержения монархии, после отречения государя императора. У Бабкина [24] упоминается эпизод, когда обер-прокурор священного Синода князь Львов стал выносить императорское кресло, которое символизировало, что император — глава Церкви. Тогда митрополит Владимир к нему с радостью присоединился и помог избавиться от символа старой власти. Также известно, что когда во время собора [Поместного собора 1917-18 года — ред.] поднимался вопрос, как же быть с присягой богопомазанной власти на кресте и в Евангелии, то ведущий заседание его замотал. Кроме того, никто из наших архиереев, включая и Патриарха Тихона, не пытался связаться с находящимся в заточении государём императором. Понятно, что там, перед престолом Божиим как-то все эти противоречия разрешатся. Тем не менее, Церковь приветствовала февраль, в чем можно убедиться, полистав любые «Епархиальные ведомости» за 1917 год, она и готовила, отчасти, свержение монархии. Вот и получилось, в результате, что власть богоизбранную не хотели, и получили взамен другую, богоборческую. Вопрос, немножко, может быть, и утрированный: какое право имеет Церковь спрашивать с советской власти, что власть оказалась плохой, когда от царской власти, которая её защищала — со своими проблемами, со своими бедами — Церковь отреклась? Всё, спасибо.
 
Во-первых, замечу, что история с креслом, которое, якобы, помогал выносить обер-прокурору Львову митрополит Владимир, описана в газете «Биржевые ведомости» и никаких документальных подтверждений не имеет.
 
Но таких частных эпизодов много…
 
Нужно относиться к этому, как обычной газетной информации периода сильного революционного брожения. Что касается Патриарха Тихона, то он стал первым из видных общественных деятелей, кто публично осудил в Москве убийство императора[25]. И сразу же отслужил по нему панихиду. Но, что касается, вообще, февраля 1917. Действительно, в кругах, в первую очередь, высшей иерархии, и не только иерархии, и духовенства, в первую очередь, столичного и городского, и церковной интеллигенции, было сильное недовольство положением Церкви при синодальном строе, чрезмерной, как казалось, зависимостью от обер-прокуроров, от вмешательства во внутрицерковные дела светской власти. Такое недовольство и, может быть, раздражение было сильным. Особенно это недовольство было подогрето в последние годы правления Романовых той закулисной деятельностью Распутина, которая активно оказывала влияние на ход церковных дел. Это вызывало возмущение и негодование. Всё это наслаивалось на очень тяжёлую внешнюю обстановку периода Первой мировой войны, невероятные бедствия, которых никто не ожидал, к которым никто не был готов. Весь народ стонал от этой обстановки. И конечно, церкви это всё передавалось, в том числе и иерархии. И поэтому, к концу февраля 1917 недовольство царём, и особенно царицей, было практически всеобщим. Существует популярная теория Бабкина, которого Вы тут упомянули, что, дескать, это чуть ли не иерархия стала во главе антимонархического заговора. Что священство и царство — это два извечных конкурирующих харизматических института. Что в течение долгого времени священство находилось в подчинённом положении по отношению к царству. И вот оно выждало удобный момент ослабления монархии, чтобы нанести по ней удар. Бабкинские теории, конечно, не выдерживают никакой критики. Даже, если мы посмотрим, как разворачивались события в период февральской революции.
 
Святейшему Синоду можно предъявлять претензии, я не идеализирую вовсе его позицию, но он фактически выступал лишь в роли наблюдателя. Он не предпринял никаких действий в защиту монархии, но их тогда не предпринял никто. От царя отвернулись все, начиная с его близких родственников. Весь дом Романовых, кроме царской семьи, присягнул новой власти в первые же дни после Февральской революции. Присягнули партии, общественные организации, я не говорю про армию. И последним уже в этом ряду, кто высказался в поддержку Временного правительства, был Святейший Синод. Да, выпустил послание: «Свершилась воля Божия, Россия встала на путь новой жизни». И дальше содержался призыв к пастве выступить в поддержку Временного правительства. Но была ли альтернатива у Синода в тот момент? Конечно, Временное правительство было революционным, и, вообще говоря, не легитимным. Но император передал, пусть и под давлением, пусть и вынуждено, но всё-таки передал власть этому правительству через своего брата Михаила, которому он поручил встать во главе Российской монархии, который, в действительности, был уже в союзе с новыми деятелями, пришедшими к власти. И никакого другого правительства не было в тот момент, а страна находилась в условиях мировой войны. Собственно, император отказался от власти, надеясь тем самым спасти страну от поражения и от разгрома в войне, решил пожертвовать собой ради страны. Его уверили, что вот именно из-за его фигуры общество расколото и не может довести войну до победного конца. И царь решил пожертвовать собой. Ну, что дальше было, мы знаем. Это была трагическая ошибка. В первую очередь, трагическая ошибка царя[26]. А Синоду уже больше в той ситуации ничего не оставалось делать, как действовать…
 
Ну, а в чём ошибка?
 
В чём ошибка? Не надо было отказываться от власти.
 
А что он мог сделать, если все хотели?
 
Стоять до последнего. Что он мог сделать…
 
Отречение было подписано карандашом.
 
Карандашом. Да, и не по форме, и, вообще, это не отречение, а некоторая записка на адрес командующего. В общем-то, это был нелегитимный акт. Царь не имел права отрекаться, уж, за наследника точно, никакими законами это не было предусмотрено. В той трагической обстановке, конечно, есть соблазн найти виноватых, как это делает Бабкин. Что заговорщики — архиереи, и на них вся вина. Но, на самом деле, виноваты были, в той или иной форме, все — от верхов до низов.
 
Отец Александр, может быть, много спросил, последний вопрос. Может быть, есть какие-то сведения о взглядах Сталина… Не секрет же, что он в юности он учился в семинарии и был ещё несколько верующим человеком. Он остался верующим до конца? И вот эта борьба с Церковью выросла вот в такой открытый акт борьбы с Богом? Или он просто стал атеистом и всё.
 
Да нет. Верующим он не был уже с юности, собственно, ещё, будучи семинаристом, он разуверился и об этом свидетельствовал. И все последующие годы он, в общем-то, своей веры никак не обнаруживал. Богоборчество, атеизм открытый — да, это проявлялось сплошь и рядом в его действиях вплоть до кончины. А вот назвать какие-то эпизоды, в которых Сталин ведёт себя как верующий человек…
 
Нет, вера ещё не в смысле, что  верующий и чтущий, вера — это как и бесы веруют, вот в этом смысле.
 
Да вот, похоже, что даже и так не веровал.
 
Это интересно.
 
Поскольку не трепетал.
 
А как ему удалось завоевать социальный мир? А чем же причина любви-то народа?
 
К Сталину?
 
К Сталину, да.
 
Во-первых, эта любовь воспитывалась на протяжении десятилетий. Буквально, с младенчества, с детского возраста это внушалось советским людям.
 
(голос из зала) Стихотворение, которое учили в детском саду перед войной: «А, правда, что Ленин всё для детей делал так же, как Сталин сейчас?» Я был в детской саду перед войной. Это воспитывалось с детства …
 
И это приносило свои успехи. В общем-то, можно воспитать человека кем угодно. Тем более что действительно, перед глазами были выдающиеся достижения, в первую очередь, победа в Войне, создание ядерного оружия для достижения паритета с Америкой. В общем-то, да, было чем гордиться за свою страну. И всё это преподносилось, как заслуга Сталина.
 
Скажите, пожалуйста, а вот, всё-таки, вторая часть вопроса — как может Церковь осуждать такое государство, которое, на самом деле, в лице Сталина просто, ну, огромный сонм святых, благодаря его деятельности, просиял. Вот, я знаю, многие люди, так сказать, благодарны ему за это. Что-нибудь, два слова скажите, пожалуйста.
 
В данном случае, логика довольно-таки интересная: спасибо товарищу Сталину за наш сонм новомучеников. Знаете, следуя подобной же логике можно сказать: спасибо Иуде за то, что, благодаря ему, совершилось искупление рода человеческого. Если бы он Христа не предал — Христа бы не распяли, наше спасение бы не произошло… Спасибо Пилату, что осудил Христа на смерть? Спасибо иудейской верхушке, которая настояла на этом приговоре? Так что ли? Не знаю, я ответил на Ваш вопрос или нет? Конечно, то, что пережила Русская Церковь, Россия в XX веке не являлось какой-то исторической случайностью. Эта трагедия русского народа — результат многовекового постепенного отхода русского народа от Христа, измены своему призванию. В 1919 году в разгар Красного террора, в разгар кампании по вскрытию святых мощей и глумления над Церковью Патриарх Тихон издал послание к пастве, которое начиналось с удивительных слов: «Господь не перестаёт являть милости Своей русской православной Церкви. Он дал ей испытать свою верность Христу не только во дни внешнего благополучия, но и во дни гонений». Вот Патриарх Тихон воспринимал переживаемое тогда, как проявление великой милости Божией. Патриарх писал, что никто и ничто не спасёт Россию до тех пор, пока русский народ не очистится от многолетних язв своих и не покается. И лишь это покаяние русского народа будет означать начало исцеления. Но до такого покаяния было очень далеко. И поэтому… Конечно, ответственность за всё то, что произошло, лежит на всём народе, и на Церкви тоже — и на архиереях, и на священниках. Ответственность за то, что не смогли должным образом духовно воспитать свою паству, не смогли уберечь её от сползания в весь тот кошмар, который пережила страна, особенно в 1920-е годы, годы Гражданской войны. Но Господь попустил всё это пережить и, действительно, в итоге мы имеем такой великий сонм святых, которого не имеет никакая другая поместная Церковь. Но надо ли за это благодарить Сталина? Эта логика мне непонятна.
 
Отец Александр, я думаю, что Сталина за это благодарить совершенно не надо. Но вот отвечая на вопрос, был ли Сталин верующим, я хочу зачитать выдержку из интервью Патриарха-Католикоса Грузинского Илии II, которое он дал журналисту канала «RussiaToday» в 2013 году. Это архиерей, который обладает стопроцентным авторитетом в Грузии, у него акция была несколько лет назад, что когда рождается третий ребёнок, он становится у того крёстным отцом. То есть, в Грузии его все любят, он — непререкаемый авторитет. Ему был задан вопрос про Сталина, и вот, что он ответил: «Сталин — это выдающаяся личность, такие рождаются редко. Он знал значение, мировое значение России… Он для всех был одинаковым, ко всем относился одинаково, — говорит Патриарх Илия, — Он не выделял Грузию как-то особенно. Но во время Второй мировой войны в процентном отношении больше всех погибло грузин. — И последняя фраза, — Он был верующим, особенно в конце. Так я думаю»[27]
 
Святейший Илия, конечно, имеет право так думать. Но, я говорю о том, что никаких документальных свидетельств того времени или хотя бы тех, кто лично общался со Сталиным и как-то мог привести какие-то эпизоды, в которых выявилась бы его вера, я не знаю. А сейчас, конечно, спустя уже 60-70 лет, можно оценивать как угодно.
 
Будем считать, что спорный вопрос, не будем к этому примешивать религиозное чувство народа. Когда Сталин обратился с известной своей речью, со словами: «Братья и сестры».
 
Да, Сталин понимал, что для народа такое обращение будет значить многое. В умении почувствовать народные массы ему нельзя отказывать. Но после своего обращения «братья и сестры…», что призвал он в помощь Христа, святых русских? Нет, конечно!
 
Протоиерей Вячеслав Перевезенцев. Отец Александр, большое спасибо! Я думаю, что вопросов может быть ещё очень много. И тема и церковной истории, и новомучеников, и, вообще, нашей вот такой, на самом деле, современной нам истории, она никогда не может быть исчерпана. И для нас такие встречи — это возможность, на самом деле, об этом думать, искать ответы, разговаривать друг с другом и, может быть, даже в чём-то друг с другом не соглашаться, искать эту истину. И мне кажется, это до́лжно делать. И я со своей стороны хочу сказать, что, я думаю, что мы будем такие встречи устраивать и, может быть, и отец Александр ещё нас согласиться посетить. И мы сможем ему задать свои вопросы. И другие люди, которые профессионально занимаются историей… Потому что вы прекрасно понимаете, что очень важно, когда мы пытаемся найти для себя ответы и исходить не только из каких-то эмоций, значит, мифов, легенд, которых, конечно, очень много. А история, хотя и своеобразная, но всё-таки наука, да? Есть факты и есть исторические документы. И мы, пытаясь дать оценку тем или иным событиям, должны, прежде всего, апеллировать именно к этому. Поэтому встреча с историками, в этом смысле, мне кажется, для нас всех очень важна. Я ещё раз хочу поблагодарить вас.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Ленин В. И.Сочинения. Т. 17: 1913-1914. М.-Л., 1929. С.81-82
 
[2] Публ.: Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. — М. — Новосибирск, РОССПЭН, Сибирский хронограф, 1997, с. 140-144. Первую публикацию это письма в журнале «Вестник РХД» Н.А.Струве предварил следующими словами: «Подлинность его вне сомнения: на него есть прямая ссылка в «Полном собрании сочинений Ленина», т. 45, М., 1964, с. 666-667. «Март 19. Ленин в письме членам Политбюро ЦК РКП (б) пишет о необходимости решительно подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 об изъятии церковных ценностей в целях получения средства для борьбы с голодом // ЦПА ИМЛ, ф. 2.0.1, ед.хр. 22947«»
 
[3] За три дня до начала процесса над патриархом Ф. Дзержинский написал членам Политбюро записку «Полагаю, что необходимо отложить процесс Тихона в связи с разгаром агитации за границей (дело Буткевича) и необходимостью более тщательно подготовить процесс. Ф. Дзержинский» Публ.: Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. — М. — Новосибирск, «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), «Сибирский хронограф», 1997, стр. 273. Речь шла о деле расстрелянного католического свщенника Буткевича, которое вместе с арестом патриарха Тихона вызвало ряд протестов в Англии и во Франции как со стороны правительств (Ллойд Джордж), так и со стороны общественных деятелей. Предложение Дзержинского было поддержано почти всеми членами Политбюро (Г. Зиновьев, Л. Каменев, Л. Троцкий, И.Сталин, М.Томский, М.Калинин), против высказался только А.Рыков.
 
[4] Сталин И. В. Беседа с первой американской рабочей делегацией. Газета «Правда» № 210, 15 сентября 1927 г. // Сочинения. М., 1949. Т. 10. С. 133.
 
[5] Емельянов Н. Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь с 1917 по 1952 гг. // Богословский сборник. Вып. 3. М.: Изд-во ПСТБИ, 1999. С. 264.
 
[6] Записка Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о политике по отношению к церкви. 30 марта 1922 г.  Публ.: Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. — М. — Новосибирск, «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), «Сибирский хронограф», 1997, стр. 161-164.
 
[7] «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). М., 2001. Т.1: 1922-1923 гг. Ч. 1. С. 217.
 
[8] Мазырин Александр, иерей. Веруй и умей нести свой крест: жизнь и подвиг священномученика Петра (Полянского) // Журнал Московской Патриархии, № 5 май 2013 / 23 мая 2013 г.
 
[9] Вопросу об отношении этих архиереев к политике митрополита Сергия (Страгородского) посвящена монография о. Александра «Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х-1930 гг.» (Москва, ПСТГУ, 2006).
 
[10] Подробнее см. Мазырин Александр, священник «Причины неприятия политики митрополита Сергия (Страгородского) в церковных кругах (по материалам полемических произведений конца 1920-х — 1930-х гг.)», Богослов.ру, 29 марта 2011 г. Всего по подсчетам о. Александра общение с митр. Сергием прекратили около 40 епископов, т.е. более четверти епископата. Некоторые епископы, как сщмчч Серафим(Звездинский) и Григорий (Лебедев), протестуя против политики митр. Сергия уволились на покой. Святитель Агафангел (Преображенский) незадолго до своей кончины в 1928 г. писал в послании митр. Сергию: «[…]4. Принципиально власть Вашу, как заместителя, не отрицаем. 5. Распоряжения заместителя, смущающие нашу и народную религиозную совесть и, по нашему убеждению, нарушающие церковные каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте, исполнять не могли и не можем[…]»
 
[11] Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00447 // АП РФ, 3-58-212, л. 55-78.
 
[12] Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953 гг.). М., Кучково поле, 2006.  В сети — см. официальный сайт канд. юр. наук, ст. научн. сотр., проф. Академии военных наук полковника О.Б. Мозохина. Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ. Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам за 1937 г.В это число включены представители раскольничьего (обновленческого и григорианского) духовенства. По подсчетам проф. ПСТГУ Н.Е. Емельянова в расколы уклонилось примерно 26% православного духовенства
 
[13] Там же. Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам за 1938 г.
 
[14] ЦА ФСБ ф.3. оп.4. д.244. лл.64-78. Публ.: Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М, РОССПЭН, 2009. С. 407-414. Согласно этому донесению «Всего в августе-ноябре месяцах 1937 года арестовано 31.359 церковников и сектантов; из них:
    митрополитов и епископов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166
    попов  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9.116
    монахов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2.173
    церковно-сектантского кулацкого актива . . . . . . . . . 19.904
Из этого количества осуждено к ВМН . . . . . . . . . . . . . 13.671
В том числе:
    епископов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81
    попов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4.629
    монахов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 934
    церковно-сектантского кулацкого актива . . . . . . . . . . 7.004».
 
[15] Всесоюзная перепись населения 1937 года: общие итоги. Сборник документов и материалов. Москва, РОССПЭН, 2007. С. 117-122.
 
[16] Общая политика нацистских властей на оккупированной территории была определена директивой (5 февр. 1943): “Религиозной деятельности населения не содействовать и не препятствовать”. Категорически запрещалось восстановление церковной (епархиальной) структуры. «На­шим интересам, — говорил Гитлер, — соответствовало бы такое поло­жение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это толь­ко приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы» (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002).
 
[17] В разговорах с Геббельсом Гитлер неоднократно указывал, что Сталин «решил… и поповский вопрос». Он может себе позволить «снова демонстрировать уважение к церкви, которая теперь всегда к его услугам. Митрополиты едят у него с рук, потому что боятся его и хорошо знают, что, если выступят против него, получат пулю в затылок». И добавляет: «Нам в этой области еще кое-что нужно доделать. Только война для этого неподходящее время. После войны мы займемся как офицерами, так и попами…» (Геббельс Й. Дневник. 04.03.1944). Примечательно, что руководителей Третьего рейха очень привлекал опыт антицерковных гонений в СССР. В директивах Гейдриха, Олендорфа и других видных нацистских чиновников летом — осенью 1941 г. содержались указания тщательно сберегать и вывозить в Германию для изучения материалы антирелигиозных музеев и документы Союза воинствующих безбожников (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002).
 
[18] См. Филиппов Б.А. Очерки по истории России ХХ века. М., ПСТГУ, 2012. Очерк пятый. Власть и Церковь в годы Великой Отечественной войны (1941-1945)
 
[19] См.: Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве: (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). М.: Крутицкое Патриаршее подворье; Общество любителей церковной истории, 2005. С. 398.
 
[20] см. примечание 3
 
[21] Об этом, в частности, свидетельствует социальный состав осужденных. Из 936 750 осужденных в 1937 году: бывшие кулаки — 370 422, «бывшие» люди (помещики, дворяне, торговцы, жандармы и т.п.) — 114 674, служители религиозного культа — 33 382, единоличники — 27 209. [http://mozohin.ru/article/a-47.html] (Источник — см. примеч. 12)
 
[22] Надежды немецких оккупантов на поддержку их режима со стороны духовенства и верующих не оправдались. Документы говорят о повсеместном сотрудничестве священнослужителей с партизанами, о помощи, которую они оказывали вышедшим из окружения и бежавшим из плена советским военнослужащим (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002)
 
[23] В докладной записке Сталину 12.10.1943 уполномоченный по делам РПЦ Г.Г. Карпов писал: «Совет по делам Русской Православной Церкви, исходя из того, что обновленческое течение сыграло свою положительную роль на известном этапе и в последние годы не имеет уже того значения и базы, и принимая во внимание патриотические позиции Сергиевской церкви, считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой церкви и переходу обновленческого духовенства и приходов в Патриаршую Сергиевскую церковь». На этом абзаце И. Сталин написал: «Тов. Карпову. Согласен с Вами«. На Поместном соборе в ноябре 1944 года архиереи из бывших обновленцев составляли более половины участников. Впоследствии многие из них были уволены Патриархом Алексием I на покой. (Демидова Н.И. Кадровая политика Московской патриархии и состав епископата Русской православной церкви в 1940 — 1952 гг.: автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. С. 16-17)
 
[24]Бабкин М. А. Священство и царство (Россия, начало XX в. — 1918 г.) Исследования и материалы. М.: изд-во Индрик, 2011. Критика взглядов М.А.Бабкина сотрудниками ПСТГУ: Гайда Ф. А. Священство и царство в жанре фэнтези // Православие и мир, 11.12.2013; Репников А. В.Гайда Ф. А. Рецензия на: М. А. Бабкин. Духовенство Русской православной церкви и свержение монархии (начало XX в. — конец 1917 г.) // Отечественная история. 2008г. № 5. C. 202-207 [Полный текст статьи];
 
[25] Узнав о казни царя, Патриарх Тихон произнес после Божественной литургии в московском Казанском соборе краткое слово: «На днях совершилось ужасное дело — расстрелян бывший государь Николай Александрович, и высшее наше правительство, исполнительный комитет, одобрил это и признал законным… Но наша христианская совесть, руководясь словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению слова Божия, осудить это дело. Иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блаженни слышащие слово Божие и хранящие е! (Лк. 11. 28)» (Польский Михаил, протопресвитер. Новые мученики Российские. Джоржанвилль, 1957. Т. 1. С. 282-283; т. 2. С. 315-316)
 
[26] Николай II сам впоследствии сожалел об этом шаге. Как писал его флигель-адъютант полковник А. А. Мордвинов «впоследствии находясь в далёкой Сибири, государь, по свидетельству близких лиц, не переставал волноваться сомнениями, связанными с его отречением. Он не мог не мучиться сознанием, что его уход, вызванный «искренними» настояниями «горячо любящих родину» людей, не послужил на пользу, а лишь во вред свято им чтимой России»  Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы / Вступ. ст. Л. Китаева, М. Кольцова. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 1998. — с. 117.
 
[27] http://kavpolit.com/byli-bratyami-i-ostanemsya-bratyami/
 
Сокращения
 
АП РФ — архив Президента Российской Федерации
ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия
ВЦИК — Всероссийский центральный исполнительный комитет
ВЦУ — «высшее церковное управление» (обновленческое)
ГПУ — Государственное политическое управление
ГАРФ — Государственный архив РФ
ГубЧК — губернская чрезвычайная комиссия (губернское отделение ВЧК)
д. — дело
ед.хр. — единица хранения
ИТЛ — исправительно-трудовой лагерь
л. — лист
оп. — опись
НКВД — народный комиссариат внутренних дел
ПСТГУ (ПСТБИ) — православный Свято-Тихоновский государственный университет (богословский институт)
публ. — публикация
РКП(б) — российская коммунистическая партия (большевиков)
ф. — фонд
ЦА ФСБ — центральный архив Федеральной службы безопасности
ЦК — центральный комитет
ЦПА ИМЛ — Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма [при ЦК КПСС]
ЧК — [Всероссийская] чрезвычайная комиссия
 
_______________
При оформлении использовались фотографии из Базы данных ПСТГУ «За Христа пострадавшие», а также фотографии экспонатов выставки «Преодоление»

 
Ввернутся в рубрику:
Лекции и встречи »