(Вера и риск).
Дневник о.Вячеслава Перевезенцева.
Сегодня в храме читается история о жертвоприношении Авраама (Быт. 22.1-18):
«И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».
О. Александр Мень пишет:
«Как это могло случиться? Как мог Бог Авраама, его Господь и хранитель, потребовать человеческой жертвы? Разве Он такой же кровожадный демон, как Ваал Хананеев или Молох финикийский?… Некоторые полагают, что в этом рассказе содержится указание на отмену человеческих жертвоприношений. Быть может, древние евреи, поддаваясь влиянию окружающих народов, стали думать, что Богу угодны человеческие жертвы, но вскоре отказались от этой мысли. Но прежде всего в истории жертвоприношения Авраама мы должны видеть отображение той горячей преданности Богу и вере, которая была присуща Аврааму и его людям, преданности, не страшившейся никаких жертв» («Магизм и единобожие»).
У Иосифа Бродского есть единственное стихотворение на ветхозаветный сюжет, хотя он и говорил, что «я, конечно, Новому Завету предпочитаю Ветхий». Стихотворение это «Исаак и Авраам» (1963). Оно огромное, я приведу лишь небольшой отрывок:
Довольно, Авраам. Всему конец.
Конец всему, и небу то отрадно,
что ты рискнул, — хоть жертве ты отец.
Ну, с этим все. Теперь пойдем обратно.
Пойдем туда, где все сейчас грустят.
Пускай они узрят, что в мире зла нет.
Пойдем туда, где реки все блестят,
как твой кинжал, но плоть ничью не ранят.
Пойдем туда, где ждут твои стада
травы иной, чем та, что здесь; где снится
твоим шатрам тот день, число когда
твоих детей с числом песка сравнится.
Еще я помню: есть одна гора.
В ее подножьи есть ручей, поляна.
Оттуда пар ползет наверх с утра.
Всегда шумит на склоне роща рьяно.
Внизу трава из русла шумно пьет.
Приходит ветер — роща быстро гнется.
Ее листва в сырой земле гниет,
потом весной опять наверх вернется.
На том стоит у листьев сходство тут.
Пройдут года — они не сменят вида.
Стоят стволы, меж них кусты растут.
Бескрайних туч вверху несется свита.
И сонмы звезд блестят во тьме ночей,
небесный свод покрывши часто, густо.
В густой траве шумит волной ручей,
и пар в ночи растет по форме русла.
Пойдем туда, где все кусты молчат.
Где нет сухих ветвей, где птицы свили
гнездо из трав. А ветви, что торчат
порой в кострах — так то с кустов, живые.
Твой мозг сейчас, как туча, застит мрак.
Открой глаза — здесь смерти нет в помине.
Здесь каждый куст — взгляни — стоит, как знак
стремленья вверх среди равнин пустыни.
Открой глаза: небесный куст в цвету.
Взгляни туда: он ждет, чтоб ты ответил.
Ответь же, Авраам, его листу —
ответь же мне — идем.
Автор, может быть, самой известной книги на этот библейский сюжет «Страх и трепет» С. Кьеркегор признавался:
«Я не могу понять Авраама… разве что прийти в изумление»
Вот и я, опять не могу понять, и в который раз изумляясь, понимаю, что нет веры без этого риска, который так «отраден небу».
И как тут не вспомнить слова матери Марии Парижской:
«Есть два способа жить: совершенно законно и почтенно ходить по суше — мерить, взвешивать, предвидеть. Но можно ходить по водам. Тогда нельзя мерить и предвидеть, а надо только все время все верить. Мгновение безверия — и начинаешь тонуть».
Наше время, так неожиданно, ставит перед нами те же вечные вопросы, к которым мы совсем не готовы, но мимо которых будет трудно пройти.
Дневник о. Вячеслава Перевезенцева
от 3 апреля 2020 года на www.facebook.com