Памяти странного и ненужного миру человека.
Дневник о.Вячеслава Перевезенцева.
Георгий Великанов 24 января 2018 г. на железнодорожной станции Красногорская успел вытащить упавшего на рельсы бездомного на платформу, но сам погиб.
Я лично не был знаком с Георгием, хотя много моих друзей и знакомых близко его знали. Я знал о нем, только после его смерти и какой смерти… одной такой смерти было бы достаточно, что бы понять, какой это был необычный человек. А когда, я немного узнал о его жизни, почитал его тексты, мне стало очевидно, что пред нами праведник наших дней.
Умереть по-христиански очень сложно в наше время, почти не возможно, но жить еще труднее, еще не возможнее. Георгию удалось явить одно и другое. Разве это не чудо, что наша Церковь способна являть еще таких сынов? Когда сегодня, все больше раздаётся стенаний, типа: «Что может быть доброго из Назарета?
Может. И есть и будет!
Вы скажите: «Таких мало» и будете правы: «Мало!» но, ведь, есть… а главное, кто или что мешает нам стать рядом с ними?
Из писем Георгия:
Письмо к Богу
«Иногда мне хочется, чтобы у Бога был прямой телефон. Или хотя бы почта, по которой можно было бы написать Ему в любое время дня и ночи, и Он бы ответил.
Вот бы здорово: «Здравствуй, Бог. У меня проблемы. Помоги! Что? А, хорошо. Будет сделано. Ок. До скорого».
Или так: «Боженька, мне так одиноко! Мне так плохо, сделай что-нибудь. Папочка, а когда Ты придешь домой?»
Или просто молчать в трубку. Он понимает.
Но у Бога нет прямого телефона. Или есть, но я забыл номер. Записную книжку потерял… Да нет, не в книжке дело, а просто… провода порвались. Надо просить специалистов наладить связь. Но где эти специалисты?
Вот и приходится мыкаться всю жизнь, пока отыщешь потерянное и поймешь, где, когда, почему связь порвалась. А Его как будто нет, далеко…
<…> Он ждет — нас. А мы ждем Бога. Мы хотим, чтобы Он поскорей пришел и забрал нас из этого страшного детдома, из этой тюрьмы, какой стала наша жизнь, из этого враждебного, жестокого и несправедливого мира, в котором нет ни капли милосердия. В котором убивают девчонок на улице, насилуют детей и машины давят кошек на дороге…
… А они ждут — нас. Да, нас! Именно они — эти дети, которых насилуют, эти мальчишки, в одиночестве глядящие в окно, эти маленькие девочки и мальчики, дяди и тети, и даже кошки на дороге…
Но ты подойди к ним. Сядь рядом. Погладь по голове. Отдай все тепло твоего раненого сердца. Пусть боль преобразуется в любовь. И тогда, может быть, не станет времени утишать свою боль — чужой хватает. Наши боли соединяться, сердце к сердцу, голова к голове, рука к руке. А потом мы отдадим это все — Ему. Большому Дяденьке на небесах. Он красивый, сильный! Как много значит в этом огромном мире маленькая верность — это безмерно…
… И обязательно расскажи им, не забудь, что Он приходил сюда. Он знает, что такое детдома и тюрьмы, концлагеря и раздавленные кошки на дороге. Всех до единой кошек и всех выброшенных на улицу малышей, всех дяденек и тетенек, которые приходят домой, зная, что их там никто не ждет, всех мальчиков и девочек, стариков и умственно-отсталых — всех до единого Он вобрал в Себя.
Это случилось в пятницу, 29 нисана 30 года нашей эры. Это случается каждый раз, когда мы приходим, чтобы разделить боль чужого ребенка и незнакомой нам кошки.
Утром, в первый день недели, на рассвете мы придем ко гробу, чтобы плакать над нашей болью. А ЕГО — ТАМ — НЕТ…»
Из письма «Огонь под пеплом»
«Почему все это для меня так важно?
Потому что именно этого я ищу. Ощущения своей НУЖНОСТИ. Мы — не винтики в бездушной машине, а мир делает нас такими. <…>Каждая личность уникальна. Если она погаснет, так и не пробудившись, как звезда, оборванная в полете — потеря будет невосполнимой.
Поэтому, мне кажется, в христианстве очень серьезно воспринимается вечная жизнь — или вечная смерть. Отсюда тоска по апокатастасису (всеобщему восстановлению) — и невозможность утвердить его в качестве догмы. Выбор, который мы делаем, очень серьезен, даже если Бог может спасти из огня. Но если останутся неспасенные, кто займет их место в Царстве Божьем? Это — высокие сферы. А сейчас, прямо сейчас, люди медленно умирают, как гусеницы, которые уже отчаялись стать бабочками. По капле уходит жизнь.
У меня на работе есть сотрудница, которая, также как и я, медленно сохнет над бумажками. Засыхает. Она могла бы стать учителем, воспитателем детей, танцовщицей, актрисой. Быть может. Но она не решилась выбрать ЖИЗНЬ взамен умирания. Слишком оно привычно. И слишком страшно оторваться от привычного ради неведомых горизонтов. Ей больше ничто не интересно. Силы, физические силы убывают, хотя она еще совсем не старуха. Душевная пустота — вот что вытягивает, как воронка, жизнь из этого, я уверен, талантливого человека<…>.
Я думаю о людях, которые так и не пробудились. Я думаю о себе. Если то, что ты делаешь, не приносит радость тебе и не делает жизнь лучше — зачем делать это?! <…>
И как это контрастирует с нашими сестрами милосердия. Как осмыслена их жизнь. Как сильно их лица, лица верующих людей, отличаются от окаменевших масок большинства людей в метро.
В психо-неврологическом интернате (ужасно звучит!) нет бумаг, нет пресс-релизов, нет ролей, которые надо исполнять. Зато там каждая минута наполнена дружбой, ссорами и примирениями, и за всем этим сияет свет ПОДЛИННОСТИ. Конечно, если ты штатный работник, воспитатель, в конце концов можно устать и потерять восприимчивость. Но я… иду туда, чтобы глотнуть ЖИЗНИ. Я там НУЖЕН. Нужно мое сердце, мое отношение, мои руки. Если в мире нужны мои знания или компетентность, умения, навыки, роль, которую я исполняю, место, которое я занимаю — то там интересен ТЫ САМ. Там каждый заглядывает тебе в лицо и словно спрашивает: «А ты, ты будешь со мной дружить?».
И я, странный человек, ненужный миру, иду к таким же лишним и никому не нужным людям и обретаю там душевный покой. Я понимаю, что я сам выбрал этот путь. Выбрала его душа, и я не жалею об этом.
Когда Бог творил меня, Он, наверное, спросил у моей души, еще не вошедшей в утробу матери: «Согласна ли ты пройти все это? Хочешь ли?» — и я ответил: «да». И пусть богословы скажут, что думать так — ересь. Душа знает свой путь.
Понять этот путь и принять его как от руки Божией — вот задача. И тогда он становится уже не только крестом, но и радостью. Крест — это оттого, что на пути осуществления своего призвания нам приходится противостоять миру, плоти и дьяволу. А радость оттого, что на этом, и ни на каком другом пути, ты соединяешься с Богом.
Постараемся принять свои страдания. Да, очень трудно, но они достойны благодарности, потому что приводят нас прямо к Божьему престолу. Хотя поймем мы это только ПОТОМ.
И еще я подумал: есть душевные потребности, а есть духовные задачи. Хорошо, конечно, когда они совпадают. Но бывает, что то, что приходит от Бога, опрокидывает наши привычки и представления. Нам важен душевный комфорт, спокойствие, уверенность в завтрашнем дне — а Бог проводит через такое, что думаешь, как бы выжить. Но это потому, что Он призывает к чему-то большему.
Ну, а моя духовная задача сейчас, похоже — постараться делать хорошо то, что делаю, хотя это и очень скучно. И надеяться, и молить Бога о том, чтобы в какой-то момент найти свое. Чтобы сердце горело.
А пока — огонь под пеплом…»
Из письма «Церковь в огне»
«Я так хочу общину! Пусть это будет в маленьком храмике, где будет тепло, тесно и уютно. Деревянные стены, купол — все. Алтарь совсем близко. Перегородки нет, а если и есть, то она не мешает. Небольшие Царские врата.
Пусть это будет кусочек Неба на земле — такой уютный, домашний, но веющий какими-то звуками оттуда, из горнего мира.
Священник в простой белой фелони. Клирос — все собравшиеся.
И пусть знают, что здесь — Церковь, вместе с дядей Толей и тетей Маней, вместе с отцом N. и матушкой M., — и несмотря на их немощи.
Сейчас Церковь земная идет по опасному пути (слова одного священника). Хочется, чтобы были островки подлинного, незамутненного.
Это и есть чистота Православия — когда люди собираются вместе, чтобы славить Бога «в веселии и простоте сердца».
Такой чистоты взыскивали наши новомученики, уходившие в «катакомбы». Нет, дело не в митрополите Сергии, не в старом и новом стиле, не в церковнославянском или русском языке — а в том, что нам сказано раз и навсегда: «не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин.). И этот закон непреложен. Нельзя служить Богу — и чему бы то ни было еще, будь то престиж, деньги, власть или собственное раздутое «я».
Мне видится, что сейчас подлинная Церковь (а не ее внешняя организация) будет снова уходить в катакомбы. Но не внешние, а внутренние — она будет «убегать в пустыню» сердца, как это было всегда со времен первохристианства.
Мне когда-то рассказали такой пророческий сон: посреди пляжа, в каком-то гараже совершается Литургия. И люди проходят мимо, сквозь этот гараж, не видя того, что совершается. А мир стоит — именно этим…
И сейчас уже есть такие священники и миряне — те, кто «ходят перед Богом». «Они не осквернили одежд своих» и поют новую песнь Агнцу.
Они не объединяются ни в какие группировки, не уходят в раскол, но их молитвой, делами любви и горением сердца Церковь стоит и будет хвалиться в Царствии Небесном.
Да, действительно, сейчас, как и предупреждают многие, сатана действует хитрее, чем раньше. Прямых, декларативных отречений от Христа он не потребует. Но будет медленное, постепенное отречение от Христа в сердцах — и холод поселится в них, и, «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь».
Воцарятся другие ценности — например, «сильная Церковь», «национальная идея», «культурные ценности», «толерантность» — все что угодно, но не Христос. На Западе целые деноминации уже охладевают к вере из-за этого. У нас — искушение властью.
Поэтому Христос и говорит: «придя, найду ли веру на земле?». Когда Он придет, то потрясет Свою Церковь, как смоковницу, чтобы узнать, есть ли на ней плоды. «Время начаться суду с дома Божия». «Суд же состоит в том, что Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет».
Поэтому сейчас время покаяния, время, когда мы можем раскрыть душу и впустить туда Свет, чтобы Он безраздельно царил там. Время обелить одежды свои и украсить их цветами маленьких дел любви.
Сделаем наши семьи, наши общины маленькими обителями любви. И это будет то «монашество», которого сейчас ждет от нас Бог. Такое монашество возможно и в семье. Оно там, где есть предстояние Богу, смирение, целомудрие и послушание».
Эту проповедь я произнес на 40 день гибели Георгия Великанова в Неделю Торжества Православия и через неделю после расстрела прихожанок храма вмч. Георгия Победоносца в Кизляре на Прощеное воскресение.
Проповедь записана 19 января 2018 года.
hram-chg.ru/propoved-2018-02-25/
Дневник о. Вячеслава Перевезенцева
от 25 январь 2020 года на www.facebook.com