Я читаю медленно. К сожалению, не только в смысле «медленного чтения», а в прямом смысле – времени для чтения не много и потому, иногда, книга прочитывается за месяц, а то и больше. А тут, буквально за 10 дней прочитал, два романа – «Июнь» Быкова и «Текст» Глуховского, причем «Текст» вообще дня за три.
Пишут, что и тот и другой роман для авторов необычны. Быков сам говорит, что это самый его простой роман, ну, а в аннотации «Текста» написано, что это первый реалистический роман Дмитрия Глуховского. Насколько это верно сказать не могу, ни того ни другого Дмитрия я раньше не читал.
Быкова несколько раз все собирался, что-то покупал, но как-то не сложилось. Я его очень люблю слушать, он прекрасный рассказчик и как-то было даже не ловко, что с увлечением слушая писателя о писателях, я его самого так и не читал.
Вот прочитал, и очень понравилось. Во-первых, мне было интересно, книга тебя захватывает, не отпускает. Для меня это очень важно, сейчас я уже почти не способен читать роман, который тебя не интригует, я лучше почитаю что-нибудь не художественное. Правда, по этому критерию «Текст» сильно обходит «Июнь», от романа Глуховского оторваться не возможно, на то он и триллер. Во- вторых, в романе Быкова срез очень для меня интересного времени, конец 30-х. Как об этом поколении напишет человек схожего с тобой мировоззрения, но восхищающийся советским проектом? Конечно же, автора занимает не просто история, хотя и она достойна нашего внимания, он строит параллели с сегодняшним днем, пытается развязать сегодняшние узлы, вырваться из сегодняшних страхов. Поэтому в центре тема Войны. Что это – наказание, избавление? Если это кара, то за что? А если спасение, то от чего? А главное, неужели она неизбежна? В романе ответ однозначен, а сегодня?
Ну и конечно, роман не был бы романом, если бы в нем не было обыкновенной ткани жизни – характеров, судеб, любви и предательства. И вот здесь, как мне кажется, «Июнь» намного более полнокровное произведение, чем «Текст». У Глуховского все персонажи более условны, пунктирны, ему как бы некогда на них отвлекаться, ему надо до конца добежать, а конец совсем не очевиден, как и положено в приличном триллере. Быков, наоборот, развертывает свое повествование не спеша, и он и читатель, точно знает, что будет в конце, догадываются об этом и герои. И эта неизбежность конца, как в античных трагедиях, позволяет автору более подробно заняться внутренним миром своих персонажей, а заодно еще попробовать показать нам эпоху с неожиданного ракурса, не прибегая ни к советской, ни к антисоветской оптике.
Главное достоинство «Текста», как мне кажется, в том, что в кино называется саспенс. Роман в буквальном смысле тебя «подвешивает» и не отпускает до конца. Наверняка, кто-то может прочесть его как современное «Преступление и наказание», но я думаю это будет очень большим преувеличением. Конечно, еще Пушкинский вопрос – «Нет правды на земле, а значит нет ее и выше» пронизывает ткань романа, но складывается впечатление, что все эти моральные метания героя как-бы не существенны, это что-то вторичное, и читателя они не очень цепляют, главное добежать до конца, ну, а «мысль разрешить»… Да, и если мысль?
Если немного перефразировать последнюю строчку романа Дмитрия Глуховского, получится так: «Есть книги, от которых что-то остается, а есть книги, от которых не остается ничего».
Убежден, что и «Июнь» и «Текст» именно те книги, от которых многое остается. Например, желание взять в руки новую книгу.
Публикация о. Вячеслава Перевезенцева
от 1 октября 2017 года на www.facebook.com