О тождестве с самим собой и мировоззрении.

О тождестве с самим собой и мировоззрении
(продолжая читать Мамардашвили).

Так получилось, что, когда я разместил после размышлений Мамардашвили о взрослости, пересказ Д.Быкова мнения американского историка С. Коткина о причинах сталинского террора, может и не очень уместный в том контексте, в комментариях развернулись два очень похожих и знаменательных разговора. Пересказывать я их не собираюсь, желающие могут прочесть сами. Знаменательность этих диалогов для меня состоит в том, что они еще раз убедили меня в важном для меня принципе — «О вере не спорить!».
 
Принцип этот касается не только веры религиозной, но и мировоззрения как такового. С верой вроде понятно, она на то и вера, что рациональные аргументы, как бы они не казались нам убедительны, в этой сфере просто не должны работать. С мировоззрением сложнее, нам кажется, что оно, как раз очень рационально, зиждется на тех или иных фактах, на том или ином опыте и к вере имеет мало отношение.
 
В фрагменте лекции Мамардашвили о романе Пруста, философ показывает, что это не так, что мировоззрение теснейшим образом связано, как и вера (Кьеркегор говорил, что вера — это выбор самого себя), с самоидентификацией и именно поэтому очень трудно изменить взгляд на мир, историю и т.д. другого человека. И когда возникают подобного рода разговоры, дискуссии, споры, они потому так тяжелы непродуктивны, что встречаются разные мировоззрения и аргументы (факты) одного совершенно не убедительны для другого. Поэтому для меня важно в таких беседах не переспорить, переубедить собеседника, а дать возможность понять меня, мою точку зрения, а самому увидеть и понять иной взгляд. Для этого важно не цепляться за те или иные ярлыки, стереотипы, а понять, что человеку дорого и почему, что для него является ценностью, то, как говорит Мамардашвили, «из-за чего я люблю, а не только то, что я люблю». Если это получается очень часто оказывается, что не так мы и отличаемся друг от друга.
 
Для эксперимента попробуйте прочитать этот отрывок заменив Альбертину, Рахиль, тем, что дорого для вас или, наоборот, дорого для ваших собеседников с которыми вы в чем-то не согласны. Только это должны быть не те или иные ценности (чувство долга, солидарность, справедливость, свобода…), а то, что для вас является олицетворением этих ценностей (запад, восток, советский союз, социализм, капитализм, либерализм…), мне кажется, может появится почва для интересных размышлений.

«И здесь возникает проблема, которая в психологии называется проблемой identity. Тождество с самим собой. Если оно достигнуто, оно нерасторжимо. Его развязать — оно как бы сцепилось с каким-то огненным взрывом, слепилось, — и развязать его, расцепить рациональными актами невозможно. То, из-за чего я люблю, существует для меня через то, что я люблю. Скажем, у Пруста есть термин, который во французской традиции идет в основном от Стендаля, — кристаллизация чувств. Так вот, если по законам кристаллизаций случилось так, что нежность открыта в мире через Альбертину, то потом, чтобы испытывать нежность, чтобы переживать ее, — а в человеке есть потребность это переживать, даже независимо от предмета этой потребности, — чтобы переживать нежность, должна быть Альбертина. А вот какова эта Альбертина?…
 
То, что измененное уже не поддается изменению, прямому изменению, бросает еще один свет на то, что я назвал тождеством с самим собой. Обратите внимание, что это есть преобразование эмпирического, то есть фактов, — лицо Рахиль, какова она реально, какие у нее глаза и т д., но они преобразовались в луче воображения, в луче той точки, из которой смотрел Сен-Лу. Так? Потом произошло отождествление с предметом, через который реализуются мои высокие страсти, и тем самым реализуются достойные отношения меня к самому себе. К моему месту в мире и т д. Это я назвал тождеством, или identity. И ясно, что это есть продукт изменений, что в измененном мы имеем дело с тем, что не фактами рождено. Ведь измененная Рахиль не рождена ее свойствами, физическими свойствами. Физические свойства, как мы знаем, — просто плоский блин лица. Значит — не фактами рождено; и вот мы должны сформулировать закон, что в область того, что не рождено фактами, факты не проникают. Повторяю: в область того, что не фактами рождено, факты не проникают. Например, факт, что в доме свиданий я видел Рахиль, — этот факт не проникает в область просто потому, что эта область не рождена фактами. Поэтому факты туда и не могут проникнуть. Она совсем о другом — та область, хотя она вся накрывает факты. Любит-то он Рахиль, но это есть факт, накрытый этой областью, а не факт сам по себе, — область не рождена фактами. Не факты ее родили, и не факты ее убьют. Сколько хочешь говори Сен-Лу, какова «на самом деле» Рахиль, — не проникает. Значит, как уже говорилось с других сторон, это — сингулярная точка индивидуального переживания, внутри которого Сен-Лу не только жив, а еще и реализовал себя в своем человеческом достоинстве, в высоких критериях, отождествился, и вот это расцепить нельзя, как я сказал. Я много раз имел случай убедиться в том, что сюда факты не проникают. (Вместо фактов можно сказать: рациональные аргументы. Рациональные аргументы всегда ссылаются на факты.) Просто потому, что — не рождено фактами. Рождено другим психологическим процессом. Тем процессом, который я назвал отождествлением с самим собой, со своим образом. Я должен жить в мире с самим собой и принимать в мире только то, что позволяет мне продолжать жить в мире с самим собой. И если человек купил тождество с самим собой ценой неведения факта или непродумывания его, то он никогда его не воспримет; более того, он почувствует в тебе опасность человека, который хочет разрушить самое ценное для него, а именно — identity. Тождество с самим собой.
 
Это очень часто случается с так называемыми идеологиями, или мировоззрениями. Мировоззрения, или идеологии, есть область сращений человека с отношением к самому себе. И в этом сила идеологии, и ее неразрушимость, и убийственность. Потому что для человека самая большая опасность — перестать быть в мире с самим собой, перестать уважать себя. Но если сначала ты определенной ценой купил уважение, то потом цена эта реализует уважение. Или — то, из-за чего любишь, меняется местом с тем, что любишь. Что любишь, становится условием того, из-за чего любишь. Скажем, Рахиль становится условием доблести, а доблесть любишь, казалось бы, саму по себе. Понятно?…
 
и поэтому они никогда с этой схемой не расстанутся, кроме как ценой какой-то полной личностной перестройки, а это очень трудное дело для человека. Человек ленив. Мир сложен, нужно ломать голову, нужно постоянно заглядывать в себя, менять себя. (Вот наш роман, прустовский, — роман изменения себя. И в этом — героизм больного, несчастного автора. На пределе мужества Пруст проделывал с собой работу изменения, и роман его есть орган изменения себя и овладения своей реальной судьбой.) А люди, о которых я говорю, на такой труд поскольку человек ленив), за редкими исключениями, идти не хотят. Мир умещен в их головах, в этом мире они занимают место человека, понимающего мир, и все очень просто: есть империалисты, есть это, это… Богатые есть, потому что есть бедные, бедные есть, потому что богатые есть, и что сделать, чтобы не было бедных? — уничтожить богатых. Все — мир уложился. И в эту область не войдут факты и аргументы. Вот, видите, что я сейчас делаю? Я сформулировал закон неизменяемости (или трудноизменяемости) измененного, который действует в нашей психологической и сознательной жизни».

Публикация о. Вячеслава Перевезенцева
от 25 марта 2019 года на www.facebook.com