Светлый вечер с протоиерей Владимиром Архиповым
(18.02.2020 | 20:00).
Радио «ВЕРА» – Светлое радио онлайн (Москва 100.9 FM)
radiovera.ru
В гостях на Радио «ВЕРА» был клирик храма Сретения Господня в Новой Деревне протоиерей Владимир Архипов.
Отец Владимир рассказал о своем пути к вере и священству, и о том как на его жизнь повлияли его духовные наставники отец Александр Мень и митрополит Антоний Сурожский. По словам нашего гостя, важно наше умение слышать других, анализировать свои поступки и слова, и с вниманием относиться к себе и к окружающим. Отец Владимир поделился, что главный путь к Богу – это путь любви.
Ведущие: Кира Лаврентьева и Константин Мацан.
Часть вторая:
Скачать MP3 файл: первую часть и/или вторую часть передачи.
Источник: «Радио ВЕРА»
Константин Мацан:
– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева…
Кира Лаврентьева:
– Добрый вечер.
Константин Мацан:
– И Константин Мацан, добрый вечер. У нас сегодня в гостях протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне. Добрый вечер…
Протоиерей Владимир Архипов:
– Добрый вечер.
Константин Мацан:
– Я нашим слушателям напомню, что мы в этом цикле бесед со священниками говорим о пути самого священника к вере и священству, о той цепочке событий, которая к этому привела, ну и параллельно, конечно же, касаемся неизбежно вопросов духовной жизни, церковной жизни нашей современности и так далее. Для наших слушателей еще также, наверное, будет интересно уточнить, что храм в Новой деревне, в котором отец Владимир служит – это знаменитый храм, в котором много лет служил отец Александр Мень. И, конечно, сто́ит набрать, отец Владимир, ваше имя в поиске в интернете – сразу публикации с такими вступлениями, анонсирующими темы, которых хватило бы на несколько программ, вас представляют сразу, как ученика и последователя отца Александра Меня и митрополита Антония Сурожского.
Протоиерей Владимир Архипов:
– Ну это близко к истине.
Константин Мацан:
– Я знаю, и два имени назвать просто, может, достаточно для того, чтобы встать, как-то подтянуться и дальше вас слушать просто в течение нескольких часов. Но все-таки я думаю, что эти имена, они, безусловно, прозвучат, не могут не прозвучать сегодня в нашей программе…
Протоиерей Владимир Архипов:
– Как скажете.
Константин Мацан:
– Как вы скажете. Но все-таки поговорить мы хотим в первую очередь о вас, о вашем пути и понятно, что о учителях тоже. И вот с чего я хотел начать: у нас, на самом деле, не так много гостей было, по-моему, в программе, которые приходили к вере в 70-е, вот не позже, в 80-е, когда уже было не так страшно, было уже немножко можно, когда уже 1000-летие Крещения Руси отметили, а вот в те годы, на 10-летие раньше, когда еще было страшно и опасно, это в-первых, а во-вторых у меня есть такое наблюдение, не мое, а, скорее, людей, которые ту эпоху как-то заставали или помнят, что многие тогда приходили к вере в таком порыве диссидентства, скорее, как в некий такой антисоветский клуб – в Церковь шли, вот там нечто другое, иное и требовалось кому-то и усилие, и время и просто погружение, чтобы понять, что это больше, чем просто диссидентство, что Церковь – это больше, чем некая фро́нда, что она предлагает нечто другое, она о другом – вот вы киваете: насколько вы эту тему помните чувствуете, насколько это было для вас тоже актуально тогда вот эта дихотомия скорее?
Протоиерей Владимир Архипов:
– По поводу диссидентства – да, я в 60-х годах оказался в кругах, близких диссидентству, но, мне кажется, смотря сейчас туда, дальше, в 50-е годы я никогда не задумывался, что я ищу Бога, я никогда не задумывался особенно о том, что меня ждет в дальнейшем. Насколько я помню себя сейчас ретроспективно, действительно, некая сила высшая, по-моему, выстраивала мой путь, начиная с детства, конечно, я это не осознавал. В конце 50-х я, помимо моей воли, уже представлял о том, в какой стране я живу, потому что я находился по ночам в прекрасных звуках глушительных радиостанций, когда мой папа слушал голоса Запада, поэтому я уже достаточно рано понял, где я живу и насколько надо быть осторожным и внимательным ко всему происходящему, но это еще не значит, что я понимал свою дальнейшую жизнь. Говоря об этом периоде и дальше: школа, институт, меня всегда интересовал вопрос, явно или не явно – о смысле жизни, интуитивно, я, конечно, не ставил так мудро этот вопрос: а зачем я живу? Но сейчас, всматриваясь в это, я понимаю, меня интересовал, на самом деле, по сути, этот вопрос. Когда же я добрался до института, меня тянуло, действительно, может, это звучит уже общим местом для многих священников, которые здесь были, меня тянуло в церковь, сам не знаю, почему, я чувствовал себя там комфортно, скажем так, я чувствую, что это мир, который мне близок, но я опять совершенно не осознавал, что я иду к вере, я иду к Богу, меня тянуло туда, где бы я ни был, для меня не существовало это тогда, я думаю, разграничения, какая церковь, я везде чувствовал присутствие нечта и некта, куда я стремился зайти, Москва ли, Питер или Прибалтика. Таким образом складывался в этом смысле мой путь, и я все равно опять не осознавал, что за этим последует, я не знал, да, меня просто тянуло в эту сферу, тогда я не увязывал, что мне нравилась тишина, что я любил лес, который был там, где я жил, тоже тогда я не понимал связь, цепочку, куда меня вело. Так вот, когда я оказался в институте, уже я понимал прекрасно происходящее в стране и, действительно, у меня настроения были крайне резкие по относительно тому режиму, в котором я жил, не было никаких иллюзий у нас абсолютно того, что это такое, хотя я с удовольствием со своими однокурсниками ходил на субботники, даже на демонстрации, для себя объясняя тем, что, во-первых, я никогда не хотел подчеркивать ,что я не комсомолец, что я прекрасно знаю, что это за ситуация, но у меня не было желания подчеркивать, что они находятся в заблуждении, что они являются защитниками этого режима безумного и, может быть, для некоторой конспирации, не давая показать свою точку зрения я с ними с удовольствием ходил, но сейчас я понимаю, что это было, на самом деле, остается некое, присущее мне желание, все-таки, некого устроения мира в позитиве, я с удовольствием занимался на овощной базе, потому что мне нравилось отбирать гнилое от хорошего…
Константин Мацан:
– Очень символично.
Протоиерей Владимир Архипов:
– Да, вы знаете, вот сейчас я убеждаюсь, что очень многие эпизоды моей жизни, они не просто символичны, а они были некоторым промыслом, потому что, не останавливаясь на подробностях моего детства, те эпизоды, которые были, мне кажется, они тоже выстраиваются в эту линию: отношения с животными, отношения с птицами, то есть у нас было небольшое хозяйство и я с удовольствием ходил, выпасал козу и корову, занимался, оберегал раненых утят, которые были на нашем участке.
Константин Мацан:
Вы были пастырем, пастухом, в этом смысле?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Ну, вы знаете, как-то мой папа спросил, а кем я хочу быть, тогда многие люди мечтали о самолетах, о такой романтической юности. У меня не было никаких таких соображений, он был учителем, но я знал, что учителем я не хочу быть, но тогда у меня не было в лексиконе, в понятиях путь священства, но я чувствовал, что я хочу быть нечто подобным и думал, может быть, так что эпизодов много, которые, на самом деле, выстраивались в эту линию. Так вот, возвращаясь к институту, был такой интересный эпизод: мои приятели находились тогда в такой системе советской, которая называлась оперативные отряды, то есть ребята, которые занимались устроением всяких порядков на улицах, ходили в поисках наркоманов, тогда тоже они были. Однажды они мне предложили: «Хочешь с нами пойти сегодня в ночь, сегодня Пасха в церкви, так нам нужно быть ограждением, чтобы туда молодежь не пускали, народу у нас не хватает, хочешь, пойдем с нами?» И я помню, мы пошли в Донской монастырь, но там произошло то, что опять достаточно банально: я вошел в храм и потихонечку я продвинулся к алтарю и там я замер, там я так и остался, и провел всю ночь. Конечно, никакой оперативной работой я не занимался, но вот этот эпизод, он врезался, я помню его до сих пор. Это тоже был путь, на самом деле, тогда еще до священства было очень далеко, это было начало 60-х годов, но, естественно, этот эпизод не случаен, мне кажется, в моем пути. Отвечая насчет диссидентства: в эти же годы в середине-начале (не помню) 60-х я волею судеб оказался среди ребят, которые были диссидентствующими и это случилось тоже, начало этой встречи на картошке, на которую отправляли нас заниматься, там были некие эпизоды, когда пришлось проявить некое личностное начало и с этого началось знакомство с ребятами МГУ, они были МГУшники, я был технарь, но нас что-то объединило, сблизило и эта группа, она усилила мои антисоветские настроения, мы ходили на грани неприятностей, но потом мне все это надоело и когда я пришел уже, меня привели, познакомили с отцом Александром, я сказал: «Отец Александр, мне надоело возиться с этим делом бессмысленным, я понял, что хочу сделать шаг в сторону более осмысленной жизни, как мне кажется, для меня лично», ну вот так, что касается диссидентства, это не было от, потому что я недаром сделал экскурс, можно сказать, от детства, это не было решением уйти от диссидентства и, как протест, пойти в какую-то более духовную жизнь, это было просто логическим шагом, когда я попробовал одно-другое, я понял, что при всем моем настроении антисоветском, что это не моя стезя, я не столь мужественный, чтобы выйти на Красную площадь в 68-м году во время Пражских событий, я понял, что мне что-то другое, таким образом испытав, попробовав мое-не мое, я просто прибился к тому, что, как мне кажется, пока еще кажется, мое.
Константин Мацан:
– Протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
Кира Лаврентьева:
– Отец Владимир, насколько изменилась ваша жизнь внутренняя, в первую очередь, после знакомства с отцом Александром Менем? Нельзя об этом, конечно же, не спросить.
Протоиерей Владимир Архипов:
– Вы знаете, не могу сказать, что кардинально, потому что, когда меня с ним познакомили, я постепенно убеждался, насколько мы внутренне, на самом деле, мировоззренчески близки, несмотря на то, что уровень, конечно, моей подготовки, моего знания, моей образованности был несовместим, конечно, с отцом Александром, но в каких-то ключевых моментах я поражался, насколько мы были близки. Изменился только чисто внешне, мои понимания о смысле веры, о смысле жизни верующего человека, о христианстве, конечно, они стали концентрироваться, определяться, конечно, они стали обретать форму не моих чисто эмоциональных переживаний или моих духовных переживаний, но они стали собираться вокруг центра христианства и они определились внешне, потому что достаточно быстро моя жизнь сложилась так, что как бы трехсменное мое времяпровождение в течение суток: утром я ехал к отцу Александру, днем я занимался работой светской, возвращаясь в Москву, и третья смена – это семейный, хлопоты домашние с детьми. Изменилась тем, что она структурировалась в центр высший мой сознательный выбор сопребывания в церковной жизни, вот таким образом. Ну и постепенно она определялась и определилась, как некое и сотрудничество и сопребывание вместе с этим великим человеком – отцом Александром. Наверное, он что-то чувствовал гораздо больше, чем я, может быть, может, со временем он понял, что мне уже не избежать дальнейшего развития моей жизни в плане Церкви, я очень долго не осознавал, да просто нравилось общаться с ним, мне нравилось служение в церкви, как алтарника, как чтеца – уходить в эту глубину и я с удовольствием занимался этим, не жалея времени на это, наоборот считал, что это некий подарок.
Кира Лаврентьева:
– Но ведь далеко не всех верующих юношей и молодых мужчин отец Александр направлял к священству, почему он именно в вас увидел потенциального, если можно так выразиться, пастыря?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Да, он очень осторожно относился к этому, и я потом перенял у него этот подход, потому что сейчас, особенно в 90-е годы, в 2000-е – это бедствие было, людям казалось, что стать священником – это так модно, лестно, честно. Я, переняв его подход к этому делу, подход владыки Антония, я старался сдерживать, останавливать, предупреждать, предупреждать о том, что это совсем не сказка, что это вовсе не прогулка к славе и к чести. Отец Александр часто говорил, что его пугает то, что люди, становясь священниками, начинают расти не вглубь, а вширь и вообще его школа моего священства, она была крайне лаконична, крайне немногословна, одна-две фразы, но мне их хватило на всю жизнь
Константин Мацан:
– А вы эти фразы помните, можете ими поделиться?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Я помню, но я не скажу, конечно, ее в том виде, в котором он мне сказал, нет, я очень хорошо помню, но я, чтобы никого не соблазнять, не искушать, ее, конечно не скажу. Но он меня предупредил одно: что клирос и служение в церкви – это не подарок, скажем так. Одной фразой, очень выразительной и лаконичной, он напомнил, что на клиросе и в алтаре находятся люди со всеми вытекающими отсюда последствиями, не ангелы, не люди, достигшие совершенства, интеллектуального, духовного, эмоционального. Люди, одна из главных проблем которых, до сих пор я вижу в людях: люди, которых сознание осталось прежним, оно остается языческое, замкнутое, не впускающее в себя суть христианства. Ну, выражение его было столь красноречиво, что я ему благодарен по сей день, потому что оно справедливо. Он от этой ситуации и страдал и в то же время он прекрасно понимал: иначе быть не может, иначе и никогда не было и быть не может, состояние человеческой души, стремящееся в это, некое иллюзорное, мир веры, Церкви, благодати, сознания, столь лукаво оно готово себя обманывать, забывая о том, что, не переменившись, не приняв это так сознательно, в поиске не благодати, а в поиске смысла жизни, не приняв это, человек оказывается в достаточно запутанной ситуации – вот это было наставление очень важно и еще, и его тоже позиция-установка, и владыки Антония, которая, на самом деле, мне очень близка была по сути, по жизни. И потом – это великий дар трезвения, которым они обладали оба: трезвое, адекватное, четкое понимание того, что такое человек и что такое призыв Христа, и что такое реальное существование Церкви, потому что, если не научиться этому, да даже научиться, наверное, трудно, если это не будет открыто, то человек сам может разбиться насмерть, очень часто это является основанием для того явления, которое характерно последние годы, которое называют так красиво: выгорание, а на самом деле это есть антисвидетельство о Церкви, о Боге, о вере, о человеке, если относиться нетрезвенно к себе, к человеку, к Богу, так что вот этот тоже урок. А этот урок отца Александра, он тоже был характерен всей его духовной педагогике: кратко, ненавязчиво, некими эпизодами, намеками, а дальше человек, который, имея уши, слышит, должен был услышать. Это, между прочим, понимаете, что не вопрос ваш и что не контекст, который мы с вами говорим, он открывает новую-новую тему, очень серьезную и необходимую для всех разговоров, я имею ввиду в данном случае послушание, послушание, что у владыки Антония, что у отца Александра – видите, я их провожу параллельно, я не разделяю их путь, означало умение вслушиваться, умение слышать, а это умение слышать, оно тоже, мне кажется, не так просто учить этому, либо у человека есть это однозначно, откуда-то складывается, может быть, от утробы матери, в какой человек приходит в мир: любящий тишину, всматриваться, вглядываться, а может быть, его жизнь не очень радостно приняла и он вынужден уходить в некое размышление одиночества. Таким образом рождается готовность, способность учиться слышать у кого угодно, в какой угодно момент, так вот это тоже замечательный урок, который преподавал отец Александр. Он не говорил: «Так, садитесь, сейчас я буду вас учить жить, как служить, как молиться, как верить», я тоже не верю в это наставление по вере, все это происходит гораздо интереснее и гораздо захватывающее творчески, чем обычно сейчас пытаемся мы людей привлечь к Церкви: катехизировать, евангелизировать. Научить любить невозможно, научить слышать невозможно, так вот, это путь, которым вел меня отец Александр. Отвечая на вопрос Киры, я не спрашивал его, Кира: «Слушайте, а почему вы меня благословляете на путь священства?» Дело в том, что он же был человек внимательный, человек был достаточно глубокий, мягко говоря и, очевидно, он во мне увидел, что я заинтересовался той стороной жизни церковной, которую мне предлагала Церковь достаточно серьезно и глубоко и это, я думаю, было достаточно, на мой взгляд отношения к жизни, то, что я, скажем, отверг поиски диссидентские, очевидно, он видел мое отношение к детям. Не обсуждал я с ним, Кир, почему, дело в том, что тем более первая мысль относительно моего священства запала не к нему, наверное, а к другому человеку, который был на моем пути, встретился. Ну вот так или иначе я ему благодарен, что он не отверг, а благословил меня на этот путь.
Константин Мацан:
– Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня с нами и с вами в светлом вечере протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне. В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
– Еще раз приветствуем вас, уважаемые радиослушатели. В гостях у светлого вечера сегодня протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне. У микрофона мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
– Отец Владимир, вот вы отвечали на предыдущие вопросы, это очень чувствуется в вашей речи, все время проводите некоторое противопоставление нормы и не нормы, вы говорите, что среди верующих тоже можно встретить такое замкнутое языческое сознание, как будто бы люди не впустили в себя суть христианства, то есть вот есть некое «неправильное», скажем так, грубо говоря, сознание, а есть суть христианства, которая ему противостоит в этом смысле. Вы сказали о некоем реальном призвании Церкви, реальной жизни Церкви, то есть – есть некое нереальное, иллюзорное какое-то, как нам кажущееся, что Церковь об этом, а она о другом. Вот я хотел бы к этому противопоставлению, к этой теме обратиться, оно очень, мне кажется, рельефное, очень верное такое, облегчающее понимание. А вы помните, как вы впустили в себя суть христианства, вот что для вас это значило? В этом смысле понятно, что я не могу спросить, а что такое суть христианства – это слишком большой вопрос, но что вы восприняли в себя, поняв, что это оно?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Да, спасибо, я как раз хотел сделать шаг назад и вернуться к одному эпизоду, по-моему, он отвечает на ваш вопрос. Я не хочу, чтобы звучала такая фраза: я знаю, как правильно, а все остальные не знают, как правильно, у меня немножко другой акцент: мне немножко горько и досадно, что люди имеют возможность припасть к сокровищу, имеют возможность найти ответы на вопросы самые насущные, все мечтают о счастье, все мечтают о мудрости, о любви, но не там, на мой взгляд, черпают. И здесь за весь мой священнический путь, уже 30 лет, мне очень хочется, чтобы люди открыли в себе, для себя это сокровище, как отец Александр, говорю, он тоже с болью обращался к нам и говорил: «Как жалко, что люди погибают от жажды, хотя рядом в одном шаге находятся от источника чистейшей воды, свежайшей воды, которая может утолить жажду» и вот мне тоже очень горько. И когда я вижу и слышу, самому приходится участвовать в необходимости разговоров о катехизации, не о том, на мой взгляд, но исходя из моего опыта, простите. Я вначале сказал: путь мой к вере определялся вопросом: зачем я живу? Неужели я живу только для того, чтобы, как принято красиво говорить: вырастить дерево, построить дом, родить ребенка? Я думаю, это так недостойно человека, слишком мало, человек создан для гораздо большего, а тем более, что это урезается, в этом плане, правильно-неправильно, не мне судить. Но этим путем, мне кажется, человек не придет к ответу на вопрос, зачем он живет и в чем счастье, в этом плане я хотел сделать акцент, а по поводу прямого ответа на ваш вопрос: я вспомнил снова 60-е годы, институт, у меня был приятель, который до сих пор, слава Богу, жив, он, как и тогда, как сейчас, достаточно далек от этого сокровища, но у него было сокровище, выраженное материально – книжка. Мы собирались ехать в Закарпатье, я пришел к нему в комнату, мы жили в общежитии, смотрю: он собирает вещи, в чемодане лежит книжка такая, старенькая, я говорю: «Что это у тебя, Марик? – Да так, ты знаешь (тогда же все боялись все показывать) Ну дай посмотрю» – оказалось Евангелие. Я открыл и говорю: «Слушай, дай, мы завтра утром едем, на ночь» и я пошел и в ночь прочитал Евангелие, и я понял, что это то, что я ищу, я понял, что это отклик на все мои поиски, потому что одно дело – интуитивно идти, одно дело – на ощупь догадываться, а тут я увидел, услышал то, что так мне было понятно и близко, но боишься в 17 лет, может быть, не так, может, это странно и дико будет казаться и поэтому скрываешься, а тут вдруг читаешь: «Ударили по одной щеке – подставь другую», мне это запомнилось до сих, почти 60 лет прошло. И это для меня было то самое обращение, я понял: вот, оказывается, такой великий человек говорит то же самое, что чувствует мое сердце – абсурд, казалось бы, до сих пор люди улыбаются, ухмыляются этому призыву Иисуса Христа, а я понял: вот она – правда, если эта фраза в меня запала и запомнил, и я понял, что вся книга – это стопроцентная правда, вот это, я думаю, было не начало веры, а развитие моего поиска. И те строчки, которые я читал в ту ночь дальше, они были очень похожи и были очень близки, практически все строчки, которые открывались там, особенно в Нагорной проповеди, они так ложились на душу, что я думаю, что тогда была поставлена печать в моей приобщенности к этому пути. Вот этот эпизод, я думаю, очень важен, красноречив для меня. Потом, когда я читал всевозможные диссидентские книги, тоже на ночь мне давали или нам давали, но вот эта книжка, она вне конкуренции оказалась – Евангелие. Вот это я мог сказать по поводу начала и развития моих отношений с Богом, а в центре – сейчас опять общее место для всех нас, священников, для всех людей звучит такая фраза, звучит она красиво, но, может быть, для большинства не очень понятно. Вообще, чем дальше я живу, тем больше у меня потребность обновить все понятия и все фразы, для себя самого, по крайней мере, я имею ввиду фразу: «Главное в христианстве – это Христос, личная встреча со Христом» – да, конечно, так, но, понимаете, ну скажи сейчас очередной раз я этот штамп, этот формат, ведь очень многие удивится и попробуй расшифруй, что это такое: личная встреча со Христом – где, когда? Вот с вами я сижу – отчасти личная встреча, но что я могу понять, узнать от нашей встречи, слушая вас, взглянув на ваши глаза, ну это будет такая поверхностная, но все равно вы – воплощенные люди, а Христос – где мне Его найти? Знаете, мы снова возвращаемся к моему вопросу, который я начал – о смысле жизни, если этим вопросом я задаюсь, если для меня смысл жизни заключается не в том, что предлагает Иисус, у меня никогда не произойдет эта встреча, так что правильно, ну, на мой взгляд правильно, но попробуй, открой эту сокровенную тайну личной встречи человеку, который хочет одно: успеха, здоровья, власти, славы, как ему откроется эта тенденция, интонация встречи с Иисусом Христом? Так что вот как бы я ответил: поиск смысла жизни и попытка выйти на тот уровень, который интуитивно близок, дан тому, кто принес нам радостную весть, интуитивно. Знаете, почему это возможно? Потому что мы все от одного корня, недаром же в каждом из нас этот образ, это родство с Ним, родство. Вот если вслушиваться в него, в это родство, вникать в него и наблюдать жизнь вокруг себя и не соглашаться с тем, что ты только для того, чтобы родить, вырасти, построить дом, не соглашаться с этим, а искать большего, то тогда ты обязательно выйдешь на уровень прикосновения к тому, что стоит в центре христианства, не сможешь не выйти. Ну вот я бы так ответил.
Кира Лаврентьева:
– Отец Владимир, вы в первой части программы сказали о том, что что у владыки Антония, что у отца Александра было восприятие людей, Бога, духовной жизни адекватное. И действительно, когда ты читаешь труды владыки Антония, слушаешь его лекции и также точно отца Александра, напрашивается это слово – адекватность, трезвение. Но тем не менее, и тот, и другой эти замечательный великие пастыри говорили о том, что главное для человека – это непрерывное познание Христа и, как вы правильно сейчас выразились, не мне, конечно, давать оценки, правильно или неправильно, мне кажется, это потрясающе, что прежде, чем познавать Христа, нужно хотя бы попытаться выполнить, хотя бы попытаться жить по Его законам, а ты мы сразу хотим Его познать, не прикасаясь совершенно ни к каким морально-этическим даже законам Божиим, законам Нового Завета. И вот что хотела спросить: насколько правильно и как правильно даже, наверное, трезвенно познавать Бога?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Да, вы знаете, одна фраза у вас очень хорошая, но я до нее не дорос, вы говорите: хорошо бы сначала жить по заповедям Божиим…
Кира Лаврентьева:
– Так это никто не дорос, это же понятно.
Протоиерей Владимир Архипов:
– …это высший пилотаж, Кира, я даже особо не ставил этот вопрос для себя, у меня немножко другая интонация.
Кира Лаврентьева:
– Просто что такое трезвенное познание Бога, не уходя в какие-то ощущения, не уходя в требования благодати, вот в эти моменты, очень чувственные, очень эмоциональные, вот как? Где здесь грань, где это преломление?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Чтобы выполнить чью-то заповедь мне бы сначала хотелось заинтересоваться этой личностью, мягко говоря. Если эта личность – человек, тем более Господь, близок мне и если переходить на новый уровень: если он мне желанен или еще больше другой уровень: люби́м, то тогда я постараюсь соответствовать, то есть, понимаете, можно сказать так: выполни заповеди – придешь ко Христу. Мне более близок немножко другой путь: сначала я должен понять, что эта душа близка мне, что его установка близка мне, что его взгляд на жизнь, на смысл жизни, на отношение к человеку близки, как я сказал по поводу одной щеки, другой щеки, левой руки, правой руки. Если это находит отклик в моей душе, то я буду стремиться приблизиться к этой личности, вот путь к Богу. Тогда я буду вслушиваться, что он мне говорит: «Проси прощения, прощай, оставь должникам своим», тогда я буду вслушиваться и вчитываться в его проповедь о семени, о Царствии Божием, потому что мне будет важен он в целостности, не частично выполнить какую-то заповедь и потом считать себя праведным, а мне важно приблизиться к нему, как к таковому и до сих пор я перед Ним не ставлю вопрос: дай мне нечто, я ставлю перед Ним вопрос один: дай мне самого себя, мне больше ничего не нужно. А трезвение – дело в том, что если вчитываться в его слова, то тут же ответ на вопрос, что значит человек и что значит трезвение? Что такое крест? А что такое простить? А что такое просить прощения? А что такое ближний? Понимаете, что Его ни слово, то никакой здесь нет экзальтации, нет никакого ложного чувства духовности, это здесь не рационализм, здесь правда жизни, что да, к кому Он пришел – он пришел не к святым, он пришел действительно к людям павшим, поскользнувшимся, заблудившимся, это же, если посмотреть более-менее трезво, открытыми глазами на жизнь все мы как таковы и в этом, между прочим, есть некое условие того, чтобы мы не оказывались в состоянии уныния и разочарования, если я буду смотреть на всех людей, что они мне обязаны меня любить, быть ко мне добрыми, меня понимать, мне служить, мне звонить, когда мне плохо, я всегда буду в состоянии претензий, обид, упреков, недовольства, потому что все будут несоответствовать моей требовательности. Если я спущусь на должность, на некий уровень правдивости человек также слаб, как и я, также ленив, как и я, также раздражителен, также нерадив, как и я. Я буду относиться к такому человеку более осторожно, правдиво, я не буду от него требовать невозможного – это некий шаг к трезвению. Если я буду уметь анализировать свои поступки, слова я увижу, что я ничем не отличаюсь в лучшую сторону от других, если только в худшую сторону. И путь к трезвому пониманию жизни человека и Бога – это просто внимательное, прочтение, слышание того, что хочет сказать Иисус, Он же говорит: «Входите тесными вратами, Он говорит: «Отвергнись себя», Он говорит: «Придите ко мне и научитесь от Меня, Я смиренен и кроток сердцем», но я не знаю, что такое смирение, я не знаю, что такое кротость, я буду всматриваться в него, раз Он мне предлагает это, а среди людей я не могу этого найти я буду всматриваться. Какова цена Его смирения – непонимание, вот Он был непонят, отвергнут, его изгоняли, Его сторонились, в конце Он – полное банкротство, Он одинок, Он брошен, Он забыт, ну, естественно, дальше все, что мы знаем: предан, мучим, распят – чему научиться? Значит, я должен всматриваться в Его понимание, либо я должен сказать: Он совершенно не понимает, куда Он пришел, либо Он совершенно не понимает, что есть человек, какое здесь трезвение, какая здесь адекватность? И однако, если я почувствовал, что в Нем истина, когда я открыл Его слова и понял, что они мои, значит, я понимаю то, как Он видит мир и это и есть адекватное видение и это есть трезвенное понимание к жизни, к человеку, я прибьюсь к Нему и я буду смотреть на человека, на мир, на жизнь этими глазами, которые я называю адекватное, трезвенное и очень мне нравится, близко понятие снова отца Александра и владыки Антония: «достоверность» – очень ключевое слово, которое очень близко мне, достоверность, достоверное понимание человека, жизни, смысла, призыва ко мне обращенного Иисуса, я бы сказал вот так. И вот на этом полете, можно сказать, это излишний рационализм, что он близок к цинизму? Да ничего подобного, не надо забывать о самом главном векторе, который предлагает Господь нам – любовь. И если (это, между прочим, снова возвращаясь к детству или к юности) это главный путь к Богу – умение любить, без этого невозможно прийти к Богу. Это не к тому, что я умею любить, по крайней мере я отдаю себе адекватный отчет, что человек, не умеющий любить некоторой мудрой любовью – он не может прийти ко Христу. Так вот если стремиться к этому опыту и не жалеть на это силы и, естественно, всевозможные испытания на пути к этому, то тогда придет сила, которая позволит не стать ни циником, ни человеком, который легко впадает в экзальтацию, то тогда будет четкая, мужественная позиция, это не потому что я мужественный, нет, просто мое понимание того, что есть путь ко Христу, это и есть смирение, высшее смирение – это мужество воспринять мир, как он есть и пройти по этому пути не поскользнувшись, а поскользнувшись, встать. Вот я как вижу ответ на ваш вопрос, где искать трезвение.
Константин Мацан:
– Протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вообще к каждому слову, едва ли не к каждому хочется поставить вопрос в смысле продолжить обсуждение, не под сомнение поставить, а тему развивать…
Протоиерей Владимир Архипов:
– Я с удовольствием.
Константин Мацан:
– Но поскольку времени остается не очень много, я ухвачусь за одну вашу фразу, которая меня, честно говоря, как-то зацепила и тоже очень много об этом думаю сам последнее время, что слова затираются, хочется переосмыслить, переоткрыть даже те привычные слова, которыми обычно ты сам для себя размышляешь о своей духовной жизни вообще, о том, кто ты и так далее. Но вот вам приходилось для себя размышлять о том, что слово «любовь» тоже затерлось? Когда-то именно в церковной среде, именно, когда мы говорим, что Бог есть любовь, что Христос нас призывает к любви, к любви не романтической, не к такой, чувственной, а к жертвенной любви, даже это от многократного повторения как-то уже превращается, быть может, в какое-то общее место, как бы это кощунственно ни звучало, хотя жертвенности, понятно, мне не хватает, не то, что не хватает, во мне нет, но слова́ о жертвенной любви я произношу исправно, что с этим делать?
Протоиерей Владимир Архипов:
– Очень острый вопрос вы поставили, и я благодарен. Действительно можно, как вы говорите, много провести встреч и бесед, потому что вся моя жизнь состоит в обновлении этих понятий: любовь, добро, а свобода, а смирение, а кротость? Что ни слово – это та глубина, на которую мы должны уйти, иначе мы все извращаем, отталкиваем, мы не замечаем, что, произнося эти штампы, произнося навязшие уже эти понятия мы отталкиваем людей, которые хотели бы узнать, что это такое, но до того они уже потеряли свою силу, что люди не слушают, ухмыляются, улыбаются. Конечно, как быть? Знаете, я должен здесь сказать слова благодарности моей жене, потому что много-много-много лет назад так получилось, что я внезапно ее увидел, так внезапно я в нее влюбился и так вот до сих пор внезапно люблю ее и я понял, что, благодаря, может быть, той любви, которую она во мне как-то вызвала, это тоже был шаг на пути к Богу. Умение, стремление или подарок, который Господь тебе предлагает, умение беречь, сохранять, развивать – это есть путь к Богу и жертвенная любовь, это не значит: сейчас я тебе сделаю одолжение – я тебя жертвенно буду любить, нет, конечно, просто другой любви, на мой взгляд, не существует, любви-отдачи, любви-самоотречения, тоже, может быть, звучит высоко, может, она сейчас сидит и улыбается: самоотреченный тоже мне возлюбленный, любящий, но тем не менее, отвечая на ваш вопрос, другой любви не существует. Еще одна тема, которая близко подходит к этому – фальшь, я всю жизнь бегу от фальши, как мне кажется, надеюсь, от самообмана, от иллюзий, так вот как легко впасть в самообман любви, смотрите, сколько возможностей уйти, уклониться от настоящей любви, мы все, простите, недолюбленные, у всех у каждого есть область, которая лишена того, на что она рассчитана, любой из нас рассчитан на любовь, но никто же не умеет ее дать, ни родители, ни воспитатели, уж тем более не идеологическая установка того или иного государства, а душа живет и страдает, она жаждет этой любви, а нигде получить не может, она мечтает о том, чтобы человеческую личность уважали, ценили и чтобы все это было взаправду, чтобы не было фальшивых слов о любви, фальшивых слов о том, какой ты у меня бесценный, где ее взять? Наверное, это дар свыше, но его можно и нужно развивать и всю жизнь за нее надо бороться и стремиться к ней и вот когда открываешь Слово Божие узнаешь, что это любовь, она не ущербная, не травмированная, она любовь, не искаженная и, конечно, к ней устремляешься, но тогда она тут же предлагает крест, если крест не расшифровать правильно, если не увидеть в кресте мужество и опять, Кира, трезвенность любви, то тогда не поймешь ни крест, ни любовь. Я думаю, что это не только большой разговор, это вся жизнь, направленная на понимание любви, откуда она складывается? Понимаете, вы подняли снова очень важную тему: да, если 40 лет назад был дефицит разговоров, общений, бесед, интервью, то сейчас, мне кажется, одна из бед: мы заговорили, заговорили на телевидении, на радио, на книгах, посмотрите: миллионы интервью, миллион бесед и лекций, мы заговорили и невольно мы не замечаем, как все выдохлось, все высшие, лучшие понятия выдохлись, они же не говорят, ими живут – это одна из проблем, которую очень серьезно мы все должны думать об этих высших понятиях как можно меньше нам говорить, но жить-то мы не умеем ни в смирении, ни в любви, ни в добре, ни в вере, простите, действительно. Знаете, чем отличается отец Александр и владыка Антоний от тысяч нынешних проповедников? Никого, дай бог, я не осужу, есть люди, которые не менее образованные, чем отец Александр, не менее образованные, чем владыка Антоний, но отец Александр и владыка Антоний – это единицы, почему? – Потому что они жили и живут, простите, опять штампы, может, я скажу: Христом, Его духом, но все мы, которые встречаются на той или иной радиостанции, мы знаем, как надо, мы знаем, что сказать, ну, многие, по крайней мере, я-то, может, меньше всех, я не кокетничаю, но тем не менее отец Александр, владыка Антоний, ну и ряд подобных им, они не могли ранить сердце, они могли сказать: Вот за кем я пойду, а мы заговорили и поэтому великие понятия, которые вы ставите вопросы, Кира, они должны заново быть продуманы, прожиты, их надо выстрадать, их надо не только продумать, не только прочитать о них – обязательно надо прожить и если ты не прожил страдания и болезнь и если ты не прожил и не вдумался, когда идешь к ребенку, который умирает в онкологической больнице, в которую я ходил много лет и если не знаешь ,что сказать ему, естественно, и если ты будешь говорить штамп: «Вот, дорогой, верь, тебя встретит Иисус» – ты соврешь, тебя никто слушать не будет, значит, на это мгновение встречи с умирающим ребенком и со страдающей матерью ты должен услышать что-то, что скажет тебе Господь, вот таким образом, мне кажется, проживается и прочувствуется все то, о чем мы здесь говорим. И последнее, наверное, вы говорите – время кончается, мне бы хотелось сказать о такой кардинальной теме, просто затронуть, что как это важно для всех нас, кто слушает, говорит, живет – сознание, сознание человека, осознание человека, идущего к Богу, оно должно концентрироваться и быть заточено не на том, что я получу, что мне с того будет, оно должно концентрироваться не на пяти органах чувств, это сознание должно, по крайней мере, включить в систему своих понятий, ценностей то, чем определяется личность человека – призванием к высшей жизни, призванием к жизни, которую мы называем духовной жизнью, вечной жизнью, хотя бы ориентация на более понятную сущность. Мне кажется, очень это важно осознать, эта сущность практически не звучит за все годы, что я слышу, читаю – понятие красоты, потому что красота в высшем ее понимании, она выходит за грань красивости, она выходит за грань приятности, красота концентрируется вокруг высших кардинальных понятий существования личности человека и свободы, свободы красивой, достоинства личности, в ней красота, любовь, высшая красота и если эти понятия: смирение, благородство, о котором забыли, любовь, доброта – они действительно затерты, они действительно замаслены и они уже не находят отклика в человеке, хотя все без них страдают, мы созданы на них, к этим понятиям и к этим сущностям, но, может быть, понятие красоты в высшем смысле, оно может произвести некий отклик в душе человека, потому что любая душа откликнется на красоту, если она настоящая, ненадуманная, ненарисованная. В 11 лет девочка начинает рисовать себе брови, губки и так далее, нарисованная красота не имеет никакой ценности, а если человек выйдет действительно на просторы морского заката, на просторы гор, если человек окажется в лесу и увидит незабудку или подснежник, выходящий из-под снега, он не сможет не обратить внимание на эту уникальную сущность и душа откликнется, потому что любовь можно затереть словами, доброту затереть словами, все затирается словами, если мы ее не проживаем, а красота, ну как ее затереть, цветок, который рождается весной? Ну как затереть красоту, когда начинается шторм в море? Как затереть красоту гор, на которые ты выходишь? Невозможно.
Константин Мацан:
– Мы все-таки находимся на радио и не говорить не можем и не можем не использовать слов, тут, наверное, должно последовать какое-то пафосное заключение от ведущего, но его не будет, поскольку я внемлю вашему призыву о том, чтобы слова не затирались и есть время говорить, есть время молчать. Вот отправимся помолчать и подумать. Спасибо огромное.
Протоиерей Владимир Архипов:
– Простите ради бога, что я лишаю вас возможности закончить. Нет, это мой не упрек, просто моя позиция: в молчании мы начинаем слышать голос Божий, как любил повторять отец Александр, спасибо вам большое.
Константин Мацан:
– Протоиерей Владимир Архипов, клирик храма Сретения Господня в Новой деревне сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, до свидания.
Кира Лаврентьева:
– Всего доброго.