Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, Василий Рулинский, епископ Калачинский и Муромцевский Петр, Анна Леонтьева.
(22.04.2020 | 20:00).
Радио «ВЕРА» – Светлое радио онлайн (Москва 100.9 FM)
radiovera.ru
Темой этой программы стали опыт встречи Пасхи священнослужителями и мирянами в условиях ограничения доступа к храмам из-за пандемии коронавируса, а также возможность исповеди и причастия людей в больницах в период карантина.
На вопросы Константина Мацана отвечали:
Отец Вячеслав поделился, какой добрый урок можно вынести из сложившейся ситуации с закрытием храмов в главный для христиан праздник Светлого Христова Воскресения.
Василий говорил о трудностях доступа в больницы в настоящее время священников к болеющим, чтобы исповедовать и причастить их, и какие переговоры ведутся сейчас по этому поводу.
Владыка Петр поделился своими впечатлениями от встречи Пасхи в условиях пандемии, и рассказал о примерах из прошлых столетий, когда ограничение участия верующих в богослужениях было, действительно, оправданным решением. По его словам, вера – это прежде всего внутреннее состояние.
Анна Леонтьева рассказала о личном необычном опыте встречи Пасхи дома.
Ведущие: Константин Мацан.
Часть вторая:
Скачать MP3 файл: первую часть и/или вторую часть передачи.
Источник: «Радио ВЕРА»
Константин Мацан:
– Христос воскресе! «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья, с вами Константин Мацан. Эту программу, как и все наши программы последней недели, мы записываем не в студии светлого радио, а дистанционно. И в отличие от привычного формата «Светлого вечера», от часового интервью, мы записали несколько бесед с разными людьми. Все эти короткие интервью связаны двумя темами. Пандемия коронавируса, о которой мы, к сожалению, не можем не говорить. И Пасха Христова, о которой мы не можем не говорить, к счастью. Где-то в напряжении между этими двумя контурами протекает жизнь на этой неделе. «Праздник со слезами на глазах» – так описывали прошедшую пасхальную ночь многие верующие. Во всяком случае в Москве, где храмы, по решению санитарных властей, были закрыты для прихожан, большинство мирян молились в пасхальную ночь по домам. Богослужение совершалось духовенством в присутствии хора и нескольких человек, помогающих в алтаре. И это был опыт непростой для всех. Непростой, надо полагать, для духовенства, восклицающего с амвона: «Христос воскресе!», обращаясь, по сути, к пустому храму. Опыт непростой и для прихожан, которые остались дома и восклицали: «Воистину воскресе!», обращаясь к экрану, на котором шла трансляция. Но непростой – не значит отрицательный или бессмысленный. Наши собеседники рассказывают, как многие люди с многолетним опытом церковной жизни называли эту домашнюю Пасху самой радостной за последние много лет. Кто-то заметил, что выражение «семья малая Церковь» или «домашняя Церковь» перестали быть просто красивым символом и стали в эти дни Страстной седмицы и в пасхальную ночь живой реальностью. И значит – да, со слезами на глазах, но все-таки праздник.
Отец Павел Великанов, хорошо знакомый нашим радиослушателям, в своей статьей на портале «Богослов.Ru» написал (не могу удержаться от пространной цитаты): «Пасха без храма. Для многих первая в жизни Пасха без причастия. Без освященных куличей и пасок. Без пасхальных объятий и лобызаний. Без приходского разговения. Можно еще долго продолжать, без чего еще – да почти без всего, что в нашем сознании делало этот праздник самым главным в церковном календаре. И несмотря на все это – Христос Воскрес! Все эти «без» – оказываются той самой «кожурой», под которой – куда бόльшая реальность! Реальность Бога как Самого Главного Господина этой жизни. Реальность Его – а не согласно нашему сценарию – победы над смертью. Реальность нашей беспомощности – когда Он действует, с нами не проконсультировавшись. Реальность нашей любви друг ко другу – для которой никакие стены и расстояния – не помеха. Но и реальность нашей абсолютно ветхозаветной, самовлюбленной упертости: а я все равно!.. – и дальше каждый подставляет что угодно из своего грузного – и грустного – багажа самости. Как же невыносимо тяжело смотреть из-под серьезных, насупленных век на происходящее – которое совсем «не по нашему ндраву!» И как же радостно, по-детски, с улыбкой можно прочитать между строк: а у нашего Бога, оказывается, отменное чувство юмора!.. Он ведь просто чуть-чуть приблизил реальность смерти к каждому дому. Чуть-чуть снизил градус праздничного пафоса. Чуть-чуть сильнее ущемил постом наше своеволие. Он – непревзойденный мастер тех самых «чуть-чуть» – которые и делают из обычного рисунка музейный шедевр». Конец цитаты. Неслучайно, должно быть, в этом размышлении нашлось место и для радости, и для насупленных век. Действительно, в обсуждении домашней Пасхи на фоне карантина в последние дни обозначились два полюса, два разных акцента. Горько без храма, надо полагать, всем. И, с одной стороны, кто-то говорил скорее о том, что утрата привычной формы пасхального торжества обернулась неким новым обретением, переживанием особенной глубины личной религиозной жизни (когда лишают внешнего, внимание обращаешь на внутреннее) – и здесь возможны, надо полагать, настоящие духовные открытия. С другой же стороны, были и те, кто подчеркивали, что такого не было даже в советские годы, чтобы доступ в храм для прихожан был закрыт официально – и здесь акцент скорее на проблеме, на болезненности ситуации и на попытке нащупать ее причины. Как хранить равновесие между этими двумя способами восприятия? На эту тему мы поразмышляли вместе с протоиереем Вячеславом Перевезенцевым, настоятелем Свято-Никольского храма села Макарова Московской области. Отец Вячеслав на своей странице в социальной сети поделился репликой, которая побуждает к дальнейшему разговору. Пастырь написал: те кто остался на эту Пасху дома, не только чего-то привычного и важного оказались лишены, но кое-что обрели или точнее не утратили.
Константин Мацан:
– Отец Вячеслав, чего не утратили или обрели те многие, я думаю, кто в эту Пасху остался дома?
Протоиерей Вячеслав:
– Ну, с одной стороны, ответ будет предельно прост: эти люди – а их на эту Пасху в этом году было большинство, но они не утратили Воскресшего Христа, потому что эту радость и благодать никто у нас отнять не может. Никакие обстоятельства, никакая ситуация, в которой мы можем оказаться, вольно или невольно, не может лишить человека, верующего во Христа, этой радости о той победе, которая в эти дни совершается.
Константин Мацан:
– А вот смотрите, в последние дни, в связи с тем, что в Москве санитарные власти ограничили доступ верующих к храмам, в среде верующих велась достаточно серьезная дискуссия. Потому что, надо полагать, больно и грустно было всем, оттого что такое решение было принято и оттого что нет возможности, пускай даже небольшому количеству прихожан, быть в храме на Пасху. И обозначилось две, ну скажем так, линии размышлений. Кто-то скорее говорил про то, что в любой ситуации, ну что называется, нужно искать плюсы. Это такая проверка себя, что во мне останется, если меня лишить привычных внешних форм выражения веры, таких как поход в храм – могу я дома молиться так же, как в храме, могу ли я быть с Ним вот в любой ситуации, что во мне внутреннего, помимо внешнего? Это такая одна линия размышлений. Вторая линия размышлений скорее акцентировала момент, насколько это решение о том, чтобы ограничить доступ в храмы и вправду обосновано. Ведь такого, отмечали многие, не было даже в советские годы, когда в принципе был закрыт всем законодательно доступ в храмы, а тем более на Пасху. Это скорее люди хотели эту тему проблематизировать и как-то этот аспект болезненности выявить и высветить. Вот между этими двумя направлениями, если угодно, мысли, такими мироощущениями в эти дни, как вы ориентируетесь, как разобраться в этом?
епископ Петр:
– Я думаю, что среди вот таких подходов вряд ли мы должны искать единственный абсолютно правильный, потому что своя правда есть и в одном, и в другом. И каждый из нас в каком-то смысле может прислушиваться к своей душе, к своей совести и вот находить какие-то для себя ответы на все эти вопросы, и они будут не окончательными, потому что, в общем-то, мы сейчас еще находимся в каком-то смысле на пути, и нам не все до конца, так сказать, ясно и понятно. И вот что для меня было важно. Когда я пришел в храм вот в эту пасхальную ночь, для меня эта Пасха, эта служба пасхальная была, конечно, совершенно уникальной, как и почти для всех моих собратьев и священников, и певчих, алтарников, те кто могли быть в эту Пасху в храме. И уникальность состояла как раз в том, что двери храма были закрыты. И в каком-то смысле, вот эти запертые двери, они, с одной стороны, отсылали нас к самой первой пасхальной трапезе, которая была совершена во время Тайной Вечери, ведь там тоже ученики собрались вместе со своим Учителем за закрытыми дверями. И затем, когда уже произошли все события мистерии спасения, когда Господь взошел на крест, сошел во ад и воскрес, Его ученики находились в Иерусалиме, как сказано в Евангелии, за запертыми дверями, страха ради иудейска. И Воскресший Христос проходит через эти двери и приносит им эту весть, точнее приносит Себя Воскресшего через эти запертые двери. Вот это удивительный опыт. И мы сегодня тоже оказались в каком-то смысле в таком же, похожем положении. Только, я в этом убежден, не ради какого-то страха, многие, большинство сегодняшних наших прихожан в своих квартирах, в своих домах с запертыми дверями, а именно из-за любви и из-за послушания, и это очень важно помнить. И за это можно бесконечно быть благодарным нашим собратьям.
Протоиерей Вячеслав:
– Вот многие сейчас делятся в социальных сетях размышлениями о том, что дом стал храмом в каком-то смысле. То что семья это малая Церковь и домашняя Церковь – эти слова из какой-то такой фигуры речи во многом превратились в что-то иное, в нечто большее. И вот такие карантинные меры парадоксальным образом дали кому-то какой-то новый опыт, духовный в том числе опыт обрести. Вот что вы об этом думаете?
епископ Петр:
– Да, я думаю здесь тоже как бы мы встретим две какие-то такие позиции. Я слышал от очень многих людей и от очень разных людей, что это была лучшая Пасха в их жизни. От людей, которые уже очень давно в Церкви, но именно это они говорили. Вот мне запомнился рассказ одного моего старого друга, священника, который не смог быть в храме, потому что в храме были другие священники, они служили, а он остался дома. Остался специально, чтобы быть вместе со своей семьей. Так получилось, что последние годы в его семье были какие-то проблемы, и вот его супруга, матушка, она уже не ходила в храм, как-то вот ей было тяжело и не причащалась долгое время, и дети как-то. И в этот раз они остались вместе для молитвы, для этой пасхальной молитвы. В каком-то смысле он совершил эту службу дома. Когда был колокольный звон от соседнего храма, они вышли со свечами, обошли вокруг своего маленького дома, свершив такой крестный ход, пропели пасхальные песнопения, пришли домой, тоже стали молиться, и затем запасными Дарами он их причастил, причастил свою семью – это было за много лет первый раз, и это было очень как-то по-человечески тепло. И ощущение того, что Господь вот благословил, прикоснулся, вошел в дом. И об этом я слышал ну не раз. Когда вот я писал в своем таком небольшом сообщении пасхальном о том, что те, кто остался дома и не попал в храм, не только чего-то потеряли, но приобрели, я еще имел в виду вот следующий момент, может быть незначительный, но очень важный. Ведь мы были в храме, а еще эти нормы такого социального дистанцирования, мы не могли, ну из послушания, подойти друг друга обнять, друг друга поцеловать, то есть свершить это пасхальное христосование. Ну потому что, так сказать, надо было хранить это расстояние от друг друга. А те кто был дома, они обнимались, целовались, вот не имели этой преграды и это тоже, мне кажется, ну какая-то такая совершенно особая милость была им в этом дана. И еще об одном я хочу, вот мне кажется, помимо вот этих что ли плюсов, которые мы никогда не должны забывать, что все-таки ну вот эта малая Церковь, домашняя Церковь, она для многих стала реальностью. Не просто красивыми словами, а такой вот удивительной реальностью. Было и другое. Было понимание все-таки ну такой скорби и горечи. Вот один мой знакомый, это мой учитель по Московской духовной академии, профессор Андрей Борисович Зубов, написал тоже в своем блоге такой вот пост, ну в каком-то смысле покаянный. Потому что ну можно было назвать, Пасха со слезами на глазах. Он задался вопросом, представляется очень важным: а почему так? Ведь ничего не происходит случайно для нас, верующих людей. Мы все это прекрасно знаем. Если с нами происходит что-то очень хорошее или, может быть, очень скорбное, значит, Господь и то и другое попускает, значит, Он хочет, чтобы мы вынесли какой-то урок. Какой урок мы можем вынести вот из этой нынешней Пасхи, Пасхи, которая оказалась за закрытыми дверями? И вот он пишет, что Господь отнял от нас радость Пасхи потому, думаю, давно перестали жить памятью того, что мы куплены дорогой ценой – Его страданий и смерти, и жили чем угодно еще – честолюбием, карьерой, сладострастием, алчностью, комфортностью, услаждением собственной значительностью – да разве все перечислишь. Мы сделали Христа удобным атрибутом нашей жизни, комфортным приложением ко всему остальному, мы Им сняли наши проблемы смерти и бессилия. Но не вошли в Него, не стали частью Его, членами Тела Его. Он сказал: возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего своего как самого себя. А мы так любим Бога, так любим ближнего в нашей частной жизни, и в жизни общественной, политической? Мы так ли относимся к нашей жене, к нашим детям, нашим родителям, нашему народам и странам? Нет ли всюду эгоизма – личного, этнического, национального? Не Он лишил нас Пасхи Своей, мы лишили себя Его Воскресения совершенно добровольно, утонув в суете, тщеславии, гордыни, похоти, пустом и праздном самоутверждении. Да, это очень резкие слова, тяжелые, может быть, кто-то с ними согласится, пусть так. Но мы должны искать вот эти ответы и на эти вопросы. Потому-то еще и еще раз могу повторить: Господь хочет, чтобы мы не просто прошли через те или иные испытания или лишения, а чтобы мы это осмыслили, осознали, чтобы мы принесли плод, духовный плод, плод покаяния, нашей веры и любви. И если вот это будет так, если не уныние, раздражение или обида на кого-то поселится в нашем сердце, а вот это понимание нашей ответственности за все, что происходит с нами – с нашей Церковью, с нашей страной, то тогда, я думаю, что и эта беда может оказаться для многих из нас поводом, чтобы стать ближе к Богу, чтобы расправить свои плечи, чтобы открыть свое сердце. Для того, чтобы служить Богу и людям.
Константин Мацан:
– Это был протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель Свято-Никольского храма в селе Макарово Московской области.
Константин Мацан:
– Это «Светлый вечер» на радио «Вера». И мы продолжаем наш разговор. Текущие карантинные меры, при всей их необходимости, создают новые проблемы, которые требуют своего скорейшего решения. Одна из таких проблем – фактическая невозможность для священнослужителя прийти в больницу к тем, кто хотел бы исповедаться и причаститься. Об этом мы поговорили с пресс-секретарем Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Василием Рулинским.
Василий Рулинский:
– Сейчас очень непростой период наших переговоров с руководством медицинских учреждений и с руководством тех федеральных и региональных органов власти, которым подведомственны, которым подчиняются конкретные больницы. К сожалению, пока мы не получаем одобрения, согласия руководства медицинского нашего блока правительственного в том, чтобы священники беспрепятственно посещали людей, которые об этом просят в больнице. Основной момент, который они сейчас говорят, что сейчас все учреждения переведены на карантин. Но мы понимаем, что есть случаи тяжелые, есть случаи, когда человек умирает. К сожалению, эта болезнь очень тяжело сейчас переносится многими людьми. И православные верующие люди, конечно, не могут представить себе такой перспективы, что они отойдут ко Господу без исповеди и без причастия, поэтому люди просят прийти священника. Но, к сожалению, уже не раз мы сталкивались с тем, что нас не допускают в больничные учреждения. Были случаи, когда люди умирали без исповеди, без причастия. Сейчас несколько людей в Москве лежат и в очень тяжелом, критическом состоянии, к ним не пускают священника. Это проблема очень серьезная. В нашей Московской епархии подготовили специальную группу священников, которые готовы посещать людей как на дому, так и в больницах, они прошли необходимые инструктирующие занятия, где им объяснялось, каким образом надевать средства защиты. Те костюмы, которые священники надевают сейчас при посещении больных с коронавирусом, эти костюмы ничем не отличаются от тех костюмов, которые носят врачи в больницах, которые работают непосредственно с коронавирусными пациентами. Поэтому в данном случае никаких дополнительных рисков заражения не может быть. И священники готовы выполнять все необходимые предписания, требования санитарных властей для посещения людей. А также нужно сказать, что разработаны специальные правила для совершения треб и таинств на дому и в больницах в том случае, если человек болеет коронавирусом. Одно из таких требований, что священник, приходя к больному, не должен ничего забирать из той квартиры или того помещения, где находится человек зараженный. Там очень подробно прописаны все правила. Нашим Синодальным отделом по благотворительности разработаны специальные правила посещения и на дому, и в больницах людей, которые заражены коронавирусом. В частности, в этих правилах предусмотрено, что священник должен еще до того, как он входит в квартиру или в помещение, где находится коронавирусный больной, полностью надеть весь комплект средств индивидуальной защиты, у него должны быть распечатаны последования таинств, для того чтобы иметь возможность оставить все это непосредственно в квартире. Точно так же оставляет в квартире распечатанную часть Евангелия, которая читается. У него специальным образом должны быть заготовлены частицы Святых Даров, которые завернуты в лист бумаги. После того, как священник причащает пациента, больного, этот лист бумаги сжигается, специальным образом сжигается, либо оставляется в этой квартире. Перед приходом к больному также есть некоторые правила, которые священник должен соблюдать. Все эти правила, безусловно, мы согласовали с санитарными службами и с нашими врачами, которые занимаются вопросами эпидемиологической безопасности. Так что, можно сказать, что наши батюшки подготовлены. У нас сейчас в Москве больше двадцати таких священников, которые готовы выезжать на вызовы и совершать таинства как на дому, так и в больницах. Но, к сожалению, только на дому пока получается. И в этом смысле мы по-прежнему надеемся, что власти страны дадут возможность причащать и исповедовать людей зараженных с коронавирусом или с подозрением на коронавирус, потому что это базовое право человека, это право, которое, как нам представляется, никто не может отнять у человека.
Константин Мацан:
– А правильно ли я понимаю, что среди норм безопасности санитарных, которые требуются, есть и такая, что, допустим, врач, который работает с пациентами, зараженными коронавирусом, фактически не выходит из больницы, фактически он живет при больнице и в мир, работая с этими пациентами, не выходят, чтобы никого не заразить. И в этой логике такие же требования должны были быть адресованы священникам, которые приходят в больницу, то есть зайти можно, условно говоря, а выйти уже нельзя. И священники готовы, насколько я понимаю, жить какое-то время при больнице, чтобы иметь возможность и врачам помогать, и всех окормлять вот столько, сколько это потребуется по времени, не знаю, неделя, месяц.
Василий Рулинский:
– Да, такая практика у врачей, насколько мне известно, есть. Не могу сказать, что все больницы ее придерживаются. Точно стараются, насколько я понимаю, это изолирование специальное предусмотреть в больнице, чтобы была «чистая» так называемая зона, и «грязная», где специальным образом люди переодеваются. И, конечно, мы готовы рассматривать все варианты. И есть у нас священники, которые готовы таким образом даже жить какое-то время в больнице, чтобы действительно там находиться и минимизировать какие-то риски для заражения людей вовне. Но нужно сказать, что и другие форматы тоже рассматриваются. Мы готовы участвовать в переговорах с медицинским сообществом для того, чтобы выработать правильный подход. У нас не все священники должны быть допущены к тому, чтобы посещать людей с коронавирусом, только ограниченное число священников, только ограниченное число тех, кто действительно подготовлен и прошел все необходимые занятия, инструктаж. Эти все форматы мы готовы рассматривать. Другой вопрос, что, к сожалению, ни один из них пока не получается реализовать.
Константин Мацан:
– А есть ли сейчас какие-то трудности для священников прийти к больным не коронавирусом, а в больницы, которые не перепрофилированы вот под инфекционные, что здесь происходит? То есть остальные, те кто по-прежнему также нуждаются в опеке священников, имеют такую возможность?
Василий Рулинский:
– Такая проблема есть и, к сожалению, не только в Москве. А сейчас закрываются на карантин практически все медицинские учреждения, даже где сейчас нет коронавирусных больных. Мы знаем, что очень много больниц сейчас перепрофилируются под коронавирусные. Но даже там, где таких больных нет, священнику очень часто отказывают в доступе к пациенту. И именно там люди тоже страдают, умирают и они страдают не меньше, чем те люди, которые болеют коронавирусом. Это проблема общая. И мы, конечно, надеемся, что ее в целом удастся решить, в целом удастся обеспечить доступ священнику во все медицинские учреждения. Естественно, при соблюдении со стороны священников всех санитарных предписаний, норм и в том формате, который подойдет и устроит санитарные медицинские власти страны. А если у человека подтвержден диагноз коронавирус, то просьбу о совершения таинств он может оставить по телефону больничной комиссии при Епархиальном совете города Москвы: +7(903) 660-30-40. Телефон работает круглосуточно. И также по этому телефону принимаются заявки от тяжело больных людей с подозрением на коронавирус. Еще раз его повторю: +7(903) 660-30-40.
Константин Мацан:
– Это был Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. Еще раз повторим телефон больничной комиссии при Епархиальном совете Москвы: +7(903) 660-30-40. И еще раз обратим внимание, что по этому номеру следует звонить с просьбой о совершении таинства именно в том случае, если у человека в тяжелом состоянии подтвержден диагноз коронавирус или есть подозрение на коронавирус. Позвонить может каждый, и именно поэтому мы призваны к ответственному отношению. С просьбой об обычном, скажем так, причастии на дому, когда речь не идет о диагнозе коронавирус, можно позвонить по телефону ближайшего храма или в православную службу помощи «Милосердие». Это «Светлый вечер» на радио «Вера». С вами Константин Мацан. Мы вернемся через несколько минут.
Константин Мацан:
– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, с вами Константин Мацан. Я напомню, эту программу мы записываем не в студии светлого радио, а дистанционно. И в отличие от нашего обычного формата, часового интервью, мы записали несколько бесед с разными людьми. Ситуация с коронавирусом и ограничением доступа для прихожан в храмы вызвала интерес к истории Церкви, к тому, как сообщество верующих в прежние века проходило через эпидемии. В частности, нередко в последние дни звучали реплики о том, что раньше ввиду эпидемий публичное богослужение и общая молитва в храме не ограничивались, а наоборот усиливались, этим выражалось упование на Бога и так побеждали эпидемии. Статья на эту тему опубликована на сайте журнала «Фома» – это размышления православного епископа, который по своей прежней светской профессии вирусолог. Епископ Калачинский и Муромцевский Петр, его епархия находится в Омской области, он рассказывает об адекватности тех карантинных мер, которые соблюдает Церковь и обращает внимание, что в истории Церкви все было не так однообразно. Владыка Петр приводит пример адмирала Федора Ушакова, святого, почитаемого Церковью. «А знаете ли вы, – спрашивает автор публикации, – что ему далось спасти свой флотский экипаж и весь города Херсон во время эпидемии чумы? Причем там был введен жесточайший карантин и были запрещены публичные богослужения. Адмирал Ушаков ставил патрули на въездах и выездах, всем приказывал оставаться дома, а всех больных изолировал. Болезнь была побеждена, а адмирал награжден орденом святого Владимира. И мы с вами видим не просто понимание со стороны Церкви его действий как руководителя. Этот глубоко верующий человек стал святым молитвенником за нас у престола Божия». Конец цитаты. Владыка Петр приводит и другие примеры. Снова цитирую: «Сейчас много говорят о подвиге святителя Филарета, который ободрял москвичей и собирал на молитву. Но это подвиг исключительный. Могу напомнить, что нареченный тем же именем святитель Филарет, но не Московский, а Черниговский, свершая такой же подвиг во время холеры, заразился, и врачи не смогли его спасти. Это было в 1866 году. Если мы говорим о заразных болезнях, то главный подвиг духовенства чаще заключался в посещении больниц или временных бараков, наполненных заболевшими людьми. Это было и остается огромным риском, свидетельством подвига истинных пастырей». Конец цитаты. Мы поговорили с владыкой Петром о прошедшей Пасхе, о его переживаниях, о том какие испытания переживает вера на фоне пандемии. Воздержаться от похода в храм из боязни заразиться или заразить ближних – не маловерие ли это? Или именно остаться дома и есть проявление веры? Веры в то, что настоящая молитва, общение с Богом свершается в сердце человека, где бы он ни находился. Об этом мы поразмышляли вместе с епископом-вирусологом.
Константин Мацан:
– Владыка ваши впечатления от Пасхи, прошедшего праздника в условиях пандемии? Какие ваши чувства, наблюдения, и вот первые такие, самые свежие ощущения?
епископ Петр:
– Христос воскресе!
Константин Мацан:
– Воистину воскресе!
епископ Петр:
– Ощущения, я думаю, у всех у нас останутся надолго. Это необыкновенная Пасха, необыкновенная. И внутри, то что в душе происходило, и то что в храмах происходило, и то что вот в обществе происходило, и во всем мире. Картинка этой Пасхи, как бы которая отображает ну все содержание и специфику того, что происходит во внешних условиях. Пустой храм в Воскресение Христово, где стоит Гроб Господень. Вот только что опять посмотрели вот эту запись и, знаете, мне сначала, когда я первый раз смотрел, у меня было такое ощущение тревоги, я ничего как бы не замечал, не видел другую часть, которую увидел сейчас. А раньше мне пришла мысль что это как в древности, как идут жены-мироносицы – темный храм, пустой храм, пустое пространство вокруг гроба Господня, идут, поют, греческое красивое пение, монах греческий, иподиакон, видимо, поет, патриарх Феофил идет один. Ну как в древности. Багровые камни, в темноте они так выглядят, мне показалось. И вот потом вдруг вспышка вот этого, буквально как выстрел получился, через это круглое окошко, выстрел вот этого благой вести о том, что Христос воскрес, о том, что Благодатный огонь сошел. Это вот первое такое ощущение. Когда мы начали служить в храме, было мало людей у нас, так сравнительно, конечно. Ну пришли люди те, которые участвовали в службе. И вот, знаете, вот я вышел, когда первый раз, перед тем как идти на крестный ход, посмотрел вот на это все, и то же самое такое же было ощущение, поскольку свет был уже приглушен, было такое же ощущение, что вот мы вернулись в какую-то аскетическую древность. Вот эта вот суровость службы, вот это то что мало людей, но сама служба по себе была очень радостная и вот в самой Пасхе радость была без границ. Нас было мало, но мы пели очень-очень громко. Так что все горло уже свое там болит, все болит, но радость такая, что этого не замечаешь. И люди как-то все, которые участвовали в службе, было мало, но, кажется, мы восполняли. И вы знаете, что еще – чувствовалась поддержка людей, которые со смирением были дома и которые молились вместе с нами и участвовали во встрече Воскресшего Господа нашего Иисуса Христа.
Константин Мацан:
– Владыка, а среди ваших прихожан, которые остаюсь дома на Пасху, какие были впечатления, какие реакции, чем они с вами делились? Может быть, вы созванивались или переписывались, как они передавали свой этот необычный опыт домашней Пасхи?
епископ Петр:
– Я потом с ними встречался, другие службы, уже после Пасхи несколько раз служба прошла. Мы с ними встречались, и по телефону я поговорил только что с одной женщиной, Фотинией, она уже давно находится дома, болеет, но на службе бывает. И в этот раз она переживала, что будет с ней, вот как будет с Пасхой, как она прикоснется к этому празднику. Вот я с ней разговаривал, она сказала следующее: я благодарна за то, что вот так вот получилось. Вот Господь так благословил, Промыслом Божиим, то что дали, во-первых, трансляцию, а во-вторых, дали вот эти службы, которые на сайте Патриархии публиковали. Мы молились, это сами все читали – и, говорит, я впервые прочувствовала Страстную седмицу. И вот что удалось через домашнее следование службам, внимательно, когда сам человек организует свою службу, сам читает там что-то, вот пройти по-настоящему, более глубоко пройти Страстную седмицу. И знаете еще что, наверное, вот это обстоятельство, не ради страха иудейского, не страх, который вот в Евангелии упоминается, да, который был на апостолах, а страх вот все-таки он присутствует, опасность, смотрите, там что происходит, смотрите, что происходит в Москве, это же к нам может дойти, мы понимаем, тоже город-миллионник рядом с нами, тоже может это вот начаться. Тюменская область – вовсю горит эпидемия. И этот страх есть, и он как-то отрезвляет человека, и человек молится. Мне кажется, все сейчас молятся гораздо горячее, гораздо искреннее. И, мне кажется, это людей подвигает на подвиги веры.
Константин Мацан:
– Вот, Владыка, вы по профессии вирусолог. На сайте журнала «Фома» вышла большая публикация, интервью с вами, ваш текст про карантинные меры нынешние, принимаемые, про то как Церковь в своей истории реагировала на эпидемии, про то что и в истории Церкви мы знаем примеры карантинов, когда огранивались публичные богослужения и подобные меры воспринимались, как нечто необходимое. Но все-таки надо полагать, что для человека не так-то просто смириться с текущей ситуацией. Вот, с одной стороны, вы как вирусолог понимаете, наверное, надо полагать, всю необходимость карантинных мер и всю их здравость, всю их обоснованность, в том числе и некое ограничение богослужений. С другой стороны, вы как епископ и просто верующий человек не можете не переживать ну какой-то и боли, и грусти, наверное, я так полагаю от того, что какие-то ограничения для богослужений есть. Вот как эти два, если угодно, мотива у вас внутри, как в человеке, уживаются?
епископ Петр:
– Человек как цельное существо, в нем всегда существуют противоположные точки зрения, мнения, мысли или движения души, и это есть духовная жизнь человека, когда ему приходится решать такие проблемы. Понимаете, то что карантинные меры надо применять, вводить их, в зависимости от ситуации опять-таки, это, мне кажется, понятно, это все правильно. Потому что иначе большое скопление людей, а на Пасху это максимальное количество людей, и будет и количество, вспышки, то есть увеличение числа заболевших. Но вот это самое снисхождение Благодатного огня – храм пустой, храмы нашей Православной Церкви, которые за границей находятся, были вообще закрыты. И поэтому там, где вот эпидемия горит уже, вот эта ситуация, конечно, мне кажется, эти меры обоснованы, очень обоснованы. Но тут есть другая сторона. Дискуссия, которая сейчас, к сожалению, возникала: нельзя призывать людей священников, особенно обладающих духовной властью, тем более архиереи, призывать идти в храмы в эти дни. Мне кажется, это нехорошо. Очень нехорошо. Это могут говорить люди, которые не переживают за своих прихожан. Ведь случаи у вас-то уже есть, в Москве, заражения в храмах. И владыки заражаются, монахи заражаются – ну это объективно. Не здесь вера должная испытываться. Здесь мы верим, да, но каждая вера это прежде всего внутреннее состояние, там в душе, где молитва происходит, там где Господь говорит: закройте двери, окна и молитесь там втайне, Господь вам воздаст яве. И вот это самое главное. У нас должно быть смирение. Смирение, конечно, предполагает, что мы не будем на чашу вот этого спора, который сейчас возник, бросать нашу веру – Господь нас обязательно посрамит. Понимаете, вообще вот эти дни радость переполнила нас, и вот то, что произошло, нам высвечивается уже совсем по-другому. Высвечивается уже в его первых прежде всего какой-то, знаете, свет надежды, выхода из этой ситуации, во-вторых, смысл этого попущения, этой беды, которая на нас обрушилась. Мы должны вспомнить то, что мы не очень-то ревниво относились к службам – я говорю про нас про всех, – вот мы должны это вспомнить. Вот Господь теперь показывает: вот смотрите, что будет, если храмы будут закрыты. Во-вторых, наверное, Господь нас к чему-то приближает, вот всех вместе. Раньше мне казалось, что как Господь ждет так долго, как Он терпит вообще вот то отступление. Ну, может быть, что-то и начинается, как некое такое воспитательное уже. Некие действия, некоторое решение такое Божественное по нашему поводу в Его Промысле. А значит, есть тогда надежда. Бог кого любит, того и наказывает. Кого наказывает, того, значит, и любит. Это значит, мы любимы, что у нас есть надежда на прощение. Бог зря бы не наказывал. Если бы было бесполезно, мир бы просто исчез мгновенно. Богу не нужны наши страдания.
Константин Мацан:
– Это был епископ Калачинский и Муромцевский Петр.
Константин Мацан:
– Это «Светлый вечер» на радио «Вера», и мы продолжаем наш разговор. В нашей программе уже прозвучали слова о том, что опыт прошедшей Пасхи был непростым. О впечатлениях духовенства мы уже услышали, а теперь обратимся к впечатлениям мирянина, оставшегося дома. Каким обретением нового духовного опыта обернулась домашняя Пасха? Об этом я попросил поразмышлять хорошо знакомую нашим радиослушателям Аню Леонтьеву, мою дорогую соведующую по программе «Светлый вечер».
Анна Леонтьева:
– Костик, спасибо тебе за твой вопрос. И я думаю, что ты очень по адресу его задал ко мне. Потому что у меня супер-мега-необычная Пасха. Ты знаешь, дело в том, что я вот 26 лет прожила с детьми со своими тремя, у меня детям 21, 24 и 26. И, конечно, для меня было бы привычнее самоизолироваться с ними. Но у меня была такая возможность уехать из Москвы к вот мужу, в его дом. Ну ты знаешь, что первый мой муж погиб, а вот я замужем без малого год, то есть очень мало, для меня все совершенно необычно. Мы уехали к мужу на озеро, за 360 километров от Москвы. И вроде тут, конечно, воздух и все, да, но мои дети упорно самоизолируются в московской квартире и старший в нашем домике, в Переделкино, поэтому я оказалась без них. Накануне Пасхи, в Великую субботу, было какое-то странное ощущение. У нас храмы некоторые открыты. То есть в городе вот есть Житенный монастырь, матушки Елизаветы. Матушка Елизавета закрыла монастырь на карантин и на воротах написано: «Пожалеем друг друга. Карантин». Но один храм Вознесения, недалеко от нашего дома, он открыт. При этом в городе очень-очень много москвичей, и я такой вот, принадлежу к тем самым людям, которые боятся заразиться, и ну мы решили остаться дома. Духовный отец мой так же сказал, что он рекомендует мне остаться дома, он никогда такого категоричного ничего не говорит, но порекомендовал. И мы вроде делаем дела, готовимся, еще пока ничего не красили, никаких яиц, не делала я пасху, но ощущение вот такое было, что все-таки мы сорвемся и пойдем. И хотя бы на крестный ход ну куда-то пойдем. И я ходила, смотрела – природа замерла, все как-то вот было в ожидании Пасхи. И я молилась, чтобы как-то Господь мне подсказал что-то такое. И тут приходит известие, что на Городомле – это есть остров такой тут рядышком. Городомля – это остров закрытого типа, он охраняется, просто туда не попадешь, у меня там пропуск, у мужа там живет мама. Мама, моя свекровь, она такой человек – бывший директор школы, очень такая с сильным характером женщина, но уже очень старенькая. Мы все время ее навещаем, привозим ей еду там, сидим с ней. И тут, значит, в Великую субботу приходит известие, что Городомлю закрывают на карантин. Городомлю закрывают на карантин – а что это значит? Что старенькая мама просто не может никак ни еды себе купить без нас, ничего. И муж мчится на остров и в аварийном порядке ее эвакуирует. Она там говорит: нет, я буду сидеть здесь! Но, конечно, он там берет ее в охапку и привозит к нам. Поэтому вопрос куда-то пойти, он сам собой отпадает, потому что с нами оказывается очень пожилой человек, который, даже если мы там легко, например, перенесем болезнь, то для нее она будет смертельной. Таким образом, само собой решается, что мы остаемся дома и отмечаем Пасху семьей. Мы там выходим во дворик, разводим маленький такой костерок, включаем трансляцию и смотрим. Значит, сначала мы смотрим на храм Иерусалимский, Гроба Господня. Но как-то так странно видеть этот храм пустым и вот в масках священников, что мы решили посмотреть нашу трансляцию. Мы смотрим трансляцию, которая здесь у нас в храме, в Москве. Ну и таким образом вот мы отмечаем Пасху. У нас, конечно, очень ощущение такой депривации церкви, но как я в своей книжке, которая сейчас вышла и в аудиоварианте, и в бумаге (ну в бумаге достать трудно, а в авудиоварианте можно ее заказать на Литресе), у меня есть такой рассказ: «Концепция «зато». Да, вот что все, не то «зато», которое закрытый остров Городомля, он тоже «зато». Зато – в смысле вот мы остались дома, зато это какой-то величайший урок для меня терпения, смирения, потому что, в общем-то, я со своей свекровью жить не привыкла, а сейчас мы все вместе оказались в этом домике и такой семейной какой-то молитвы. Ну слабенькой, вот я оказалась очень слабым таким домашним молитвенником. Но зато у меня есть к чему стремиться. Потому что, если ты помнишь, наша замечательный психолог, которая была у нас на передачах, Татьяна Воробьева, с которой я тоже надеюсь сделать еще передачи отсюда, онлайн, она сказала, что нет слова «проблема», есть слово «задача». Вот у меня сейчас такая задача, чтобы научиться вот терпеть близких людей, которые вот у меня появились в жизни не так давно, да, и научиться вот как-то с ними молиться. Наверное, вот я так бы ответила на вопрос о нашей супер-мега-странной Пасхе.
Константин Мацан:
– Это была Анна Леонтьева, ведущая программ на радио «Вера» и автор книги под названием «Голос в эфире». Книга вышла в издательстве «Никея». В эту книгу вошли Анины рассказы, которые в разные годы прозвучали на нашей радиостанции в программе «Частное мнение». И раз уж Аня упомянула свой рассказ «Концепция «зато», то не могу отказать себе в удовольствии послушать аудиоверсию этого рассказа, записанную самой Анной Леонтьевой. К тому же, как видно, этот рассказ и сама концепция «зато», удивительно резонируют с текущей карантинной ситуацией в нашей жизни.
Концепция «зато»
«В жизни бывают периоды, про которые ты думаешь: хорошо, я сейчас решу эти проблемы – и кааак заживу, наконец, настоящей жизнью! А проблемы так быстро меняют одна другую, что ты с удивлением понимаешь: они еще умеют и накладываться одна на другую! Как будто специально, чтобы не дать тебе выдохнуть. И после каждого решения каждой непростой жизненной задачки ты не успеваешь гордо вскинуть руки и голову с криком: «йес, ай дид ит!» – ну типа ты это сделал – на манер американских фильмов. Ты только хочешь сказать это «йес» – и тут тебя накрывает новая волна.
И в принципе, если душевно отдаться этому шторму, который вымывает из-под тебя песок и стремится повалить с ног, а если получится – то и утащить на приличную глубину, – дыхания и правда уже как будто не хватает. Многие знают, что это такое – в шторм дать утащить себя на глубину. Это я про море. И каждая волна все меньше оставляет тебе шансов на спасение. Если только отчаянно не бить руками и ногами. Отчаянно – не в смысле отчаявшись, а в смысле – от всего чаяния, изо всей надежды.
Так мы в один прекрасный вечер рассуждали с мудрой подругой, оказавшись обе в сложных ситуациях. И конечно, не желая в них тонуть. На этой кухне, с этим чаем и разговорами – как у нас в стране заведено – и родилась наша теория спасательных кругов, вполне отвечающая классике. Да-да, тому самому: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Ну недаром некоторые фразы становятся классикой.
Это не значит, что в сложных ситуациях не будет спасателей. Могут быть. Могут не быть. Это не значит, что никто не поможет. Но наши спасательные круги, кажется, тоже неплохо работают. Предупреждаю: если у вас все прекрасно, полное благополучие, счастье, успех, и вдруг случится насморк – не прибегайте к нашему методу: он для серьезных ситуаций!
Концепция называется: ЗАТО. Я только начну, вы продолжите по своим спискам. Поехали! Просыпаешься утром. Нет работы. Нет денег. ЗАТО средняя дочь вчера написала классное стихотворение. А написала потому, что ей встретился по-настоящему интересный друг. А младший сын пригласил друзей домой, и они – прекрасные. А вчера ты шел мимо знакомой старушки и успел купить ей молока и черешни. ЗАТО ты успел!
Дальше. Засыпаешь вечером. Твой автомобиль процарапал кто-то гвоздем. Просто так, из раздражения. И ни одна страховая не скажет, что его раздражение – это страховой случай. ЗАТО позавчера – помнишь? – твои друзья так уговаривали тебя пойти на этот концерт, и значит, вечер пятницы пройдет в тепле и любви. И кого бы еще можно с собой взять и обогреть?
Еще. Вчера ты пошел в одну контору и к тебе очень холодно отнеслись. Ты заслуживал лучшего отношения, а тебе нагрубили. И у тебя не хватило сил душевных сказать об этом спокойно, но с достоинством, чтобы все сразу услышали. ЗАТО когда ты пришел домой, оказалось, что любимый кот выздоровел. И у него прекрасный аппетит. И он даже немного съел твоего супа – ну просто от любви к тебе.
Никто не узнает о том, почему твое настроение так просто поднять. ЗАТО очень многие это почувствуют. Ты сам, например! Пойду запатентую права на нашу концепцию ЗАТО. А вы пользуйтесь – пожалуйста!..»
Константин Мацан:
– Это был голос Анны Леонтьевой. Фрагмент аудиоверсии ее книги «Голос в эфире». На этом мы заканчиваем наш сегодняшний разговор. И в конце еще один пример, как церковная жизнь жительствует, несмотря на карантинные ограничения. Церковные певчие из Красноярской епархии записали хор «Отче наш» дистанционно – видео есть в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) Красноярской епархии: четыре экрана и люди поют вместе. Давайте послушаем под занавес нашей сегодняшней беседы.
Это был «Светлый вечер» на радио «Вера». Программу мы записывали не в студии светлого радио, а дистанционно. С вами был Константин Мацан. До свидания. Христос воскресе!